Читать «Страницы моей жизни» онлайн - страница 174

Трубецкой бастион, май

Дорогая мама. Какое терзанье опять вчера свиданье с тобой. Не верь, когда говорят, что мне безопаснее здесь, — ведь всякая женская тюрьма лучше этого ада. Во-первых, все — ложь; Муравьев, например, вчера опять приходил, говоря: «Вы знаете, ведь от меня не зависит, а от министра юстиции, у него могут быть высшие соображения (…). Конечно, если спросят Комиссию — мы ответим, что ничего против вашего освобождения не имеем». Нельзя ли попросить министра юстиции перевести хоть меня арестованной в лучшие условия, хоть окно, а не форточку у потолка. Я вчера не могла смотреть на тебя: мне так и тебя, и себя было жалко. Золотые мои, вы все хлопочете, а вас все обманывают. Меня опять допрашивал судебный следователь, 4 часа, — пойми усталость и терзание, им все эти мучения мои счастья не принесут. Родная, ведь они сначала знали, что за мной нет преступления, взяли только из-за близости, хотя теперь и отнекиваются. — Неужели П. Игнатьев не мог бы попросить Львова, ввиду моей болезни. Они все мягко стелют, чтобы жестко спать.

Трубецкой бастион, четверг

Золотая Мама. Как счастлива была я получить твои несколько строк и дорогую карточку. Мамочка, я не сомневаюсь, что Бог все делает к лучшему, но за эти два месяца сколько раз я хотела лучше умереть, чем жить, а теперь, когда есть надежда, хочу жить, но не знаю, как будет Богу угодно. Я худею не по дням, а по часам; доктор очень добрый и хороший, недоволен сердцем, дает адонис вместо строфанта, сон такой плохой, задыхаюсь в душной камере. Умоляла увеличить прогулки хоть на 10 минут, но не разрешили. Ведь Трубецкой бастион — самая ужасная тюрьма в России: если я до сих пор жива и после останусь жить, то это великое чудо, которое Бог совершил надо мной. Вчера приходила ко мне Следственная комиссия, так как доктор находит меня слабой. Муравьев говорил мне, что ты была у него, сказал: «Вы сами виноваты, что не так отвечали на допросе» (неправда), указал мне еще раз написать все подробнее и подал надежду, что тогда скоро выйду. — Я так изверилась, что не могу даже надеяться, — знаю только, что один Господь может и вашими святыми молитвами Он поможет. Видела тетю Катю во сне, часто, верно, видит, как я страдаю. Конечно, оторвав меня от всего, что люблю, и замучив почти до смерти, — люди будут говорить о мне хорошо, но, Боже, как трудно им простить. Ведь я даже не прошу свободы, но заключения более легкого. Вчера просила камеру с окном пониже, отказали. Буду писать для комиссии, но после двух месяцев тюрьмы, тяжелой кори у меня голова почти не соображает.

Поставьте свечку у Казанской Божией Матери за это писанье. Страдаю ужасно, что почти лето. Спасибо, родная, милая мама, что ты хлопочешь за меня. Я только что вернулась с допроса: меня допрашивала приблизительно по тем же вопросам 4 часа. Какой-то еще судья спрашивал о Марии Васильчиковой, гр. Клейнмихель. Нашли у меня какую-то карту царского смотра в Кронштадте (подаренную мне Государем). Прицепились к ней.

Я устала до слез, иду спать, еле есть силы. Страшно изменилась — видела себя в зеркале на допросе. Была рада видеть Николая Ивановича, хотя слышать, что извне, здесь больно. Какие у меня черные все мысли… Нежно всей душой обнимаю, скоро Троица… Господи, помоги и услыши…