Читать «Игра в ящик» онлайн - страница 315

Сергей Солоух

– Да.

Братишка Игорек заночевал? Сидит у телефона, ждет верного сигнала от подруги? И снова не похоже. Голос не гнус новато-наглый, а спокойный и очень уверенный.

– Кто это?

– Андрей.

– Какой Андрей, это... – Роман невольно повторил номер своего домашнего южносибирского телефона.

– Да, вы не ошиблись, Роман Романович, – ответили тотчас же из ночной Сибири, – вы не ошиблись, вы правильно набрали номер. А говорит с вами Андрей... Андрей Петрович Ровенков. А чтобы вам больше так не удивляться и не беспокоиться, я вас очень прошу, очень, больше никогда сюда... вообще Марине Олеговне не звонить. Забыть о ней. Договорились?

Рома вышел в майскую ночь тенью. Его качало и бросало. Он не понимал, не видел, куда и зачем движется. Не понимал и человек, катившийся ему навстречу по гулкому подземному переходу.

– Подцепа, – пробормотал прохожий, останавливаясь, протягивая руки, откидывая голову, – убили... убили человека...

– Откуда... ты... – оторопев, остановившись спросил Роман у неизвестно как, откуда вдруг явившегося перед ним здесь и сейчас, до синевы, до купоросных белков и щек бухого, пьяного Мунтяну.

– Так я там был... у меня на глазах... девчонка убила пацана... нашего ляжка... Олежку... тезку моего... Олежку Редкозуба... вместе тягали штангу... такой удар, такой удар... ногой... в висок... одно касанье, как об трамвай... а сама... сама, Подцепа, ты не поверишь... на вид куренок, куренок, тьфу, и больше ничего...

– Где?

– На митинге отказников, нас попросили, мы пришли...

– Кто попросил, кто мы...

– Ну мы, ляжки, ребята наши миляжковские... – И тут в сварившихся в спирту мозгах Олега что-то расклеилось совсем, морковные его глаза зажглись заячьим, диким светом, и он, схватив Подцепу за рукав, пролепетал умильно и счастливо: – А ты знаешь, ты знаешь, например, что такое по-молдавски мунтя? Знаешь? Мостик. Я Мостиков. Я Мостиков...

Подцепа оттолкнул безумца, оторвал от рукава, ударил в грудь и вылетел, через ступеньку, сразу две, скачками в сверкающую искусственными огнями московскую ночь, проглотившую луну и звезды, землю и небо, слова и мысли, и полную лишь лая, со всех сторон несущейся, рвущей, ломающей и убивающей собачьей разноголосицы.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПЕРЕИГРОВКА

ПИСЬМО

Допивая утренний кофе у приоткрытого окна, глотая черную, густую, как концентрат смолы и никотина, жидкость и выпуская невесомый, акварельный, всем телом отфильтрованный дым «Житана», Роман заметил внизу во дворе Борю Катца и еще раз подумал, что квартиру надо продавать. Съезжать отсюда.

С начала лета эта простая мысль ходила в голове, как рыбка. То исчезала под суповыми плотными слоями будней, то возвращалась на поверхность легкой, серебряной, секундною искрой. Самое время, теперь, когда учеба Димки в Долгопрудном закончилась естественным, законным образом и осенью он снова будет жить с Романом. Не приезжать по выходным, заваливаться, залетать, как птичка в форточку, словно нечаянно, а жить с отцом. Пить кофе по утрам, есть хлопья, мюсли, слушать многоголосое, как вода в кране, «Эхо Москвы», во двор спускаться, чтобы завести машину. Прогреть, а после и уехать вместе, сев бок о бок. Вот только не курит сын. Совсем. Но это Ромке даже нравилось. Сын его, Дмитрий Романович Подцепа, не курит.