Читать «Том 3. Московский чудак. Москва под ударом» онлайн - страница 25

Стоящим левее кадетов растягивал губу с неискреннею, кисло-сладкой привязнью; увидев кадета же, делался вдруг милованом почтенным, — очаровательным кудреяном, пушаном, выкатывая огромное око и помавая опухшими пальцами:

— Знаю вас, батюшка…

— У Долгорукова — с Милюковым — при Петрункевичах…

Там он стоял, сжатый тесным кольцом; ему подали том «Задопятова», чтоб надписал; отстегнувши пенсне, насадил его боком на нос и — чертил изреченье (о сеянии, о всем честном), собравши свой лобик вершковый в мясистые складочки.

Был генерал-фельдцейхмейстер критической артиллерии и гелиометр «погод», постоянно испорченный; он арестовывал мнения в толстых журналах; сажал молодые карьеры в кутузки; теперь — они вырвались, чтоб выкорчевывать этот трухлявый и что-то лепечущий дуб; он еще коренился, но очень зловеще поскрипывал в натиске целой критической линии, смеющей думать, что он есть простая гармоника; гармонизировал мнения, устанавливая социальные такты, гарцуя парадом словес. Тут Ивану Иванычу вспомнился злостный стишок:

Дамы, свет, аплодисменты, Кафедра, стакан с водой: Всюду давятся студенты… Кто-то стал под бородой. И уж лоб вершковый спрятав, Справив пятый юбилей, — Выступает Задопятов, Знаменитый водолей. Четверть века, щуря веко В лес седин, напялив фрак, — Унижает человека Фраком стянутый дурак. И надуто, и беспроко, Точно мыльный пузырек, — Глупо выпуклое око Покатилось в потолок. Кончил, — обмороки, крики: «В наш продажный, подлый век, — Задопятов, — вы великий, Духом крепкий человек». Кто-то выговорил рядом: «Это — правда, тут есть толк: Дело в том, что крепок задом Задопятов», — и умолк.

С Задопятовым Иван Иваныч столкнулся у самой профессорской.

— Здравствуйте, — и Задопятов придав гармонический вид себе, отбородатил приветственно:

— Геморроиды замучили.

В подпотолочные выси подъятое око Ивану Иванычу просто казалося свернутой килькой, положенной на яичный белок.

— А вы слышали?

— Что-с?

— Благолепова-то — назначают.

— И что же-с?…

— Посмотрим, что выйдет из этого, — око, являющее украшенье Москвы (как царь-пушка, царь-колокол), село в прищуры ресниц; он стоял — вислотелый, с невкусной щекою: геморроиды замучили!

Иван Иваныч подумал:

«Дурак».

И, сконфузившись мысли такой, он подшаркнул:

— А вы бы, Никита Васильевич, как-нибудь: к нам бы…

Никите Васильевичу, в свою очередь, думалось:

— Да у него — э-э-э — размягчение мозга.

И мысль та смягчила:

— Может быть, я — как-нибудь…

И — разошлись.

Задопятова перехватили студенты; и он гарцевал головой, на которой опухшие пальцы, зажавши пенсне, рисовали весьма увлекательную параболу в воздухе: и на параболе этой пытался он взвить Ганимеда-студента, как вещий Зевесов орел.

А профессорская дымилась: зеленолобый ученый пытался Ивана Иваныча все защемить в уголочке; кончался уже перерыв: слононогие и змеевласы старцы поплыли и аудитории. Спрятав тетрадку с конспектом, профессор Коробкин влетел из профессорской в серые коридоры; какой-то студентик, почтитель, присигивал перебивною походочкой сбоку, толкаемый лохмачами в расстегнутых серых тужурках; совсем пахорукий нечеса прихрамывал сзади.