Читать «То, что сильнее (сборник)» онлайн - страница 91

В лучшем случае накрыли бы у друга Леньки в мастерской – там кубатура, центр, палисадник. Любимое место для сборищ. Ну, еще винегрет, селедка, картошка. Джинсы и мокасины. Короче, все понятно. Ночная кукушка дневную перекукует. Но от Гриши такого не ожидали. Кто подобрее – посмеивался. Обиженные шушукались по углам, дескать, пропал хороший мужик.

На следующий день все собрались у Гриши и с удовольствием продолжили. После третьей бутылки пошли разговоры об искусстве – те, что предшествуют разговорам «за жизнь». И опять что-то не срасталось: наша «прелесть» в разговоры как-то не включалась. Ни про русскую классику, ни про современную прозу. Ничего в лице не дрогнуло. При словах «Улицкая», «Токарева» и «Петрушевская» – чуть бровь наверх и работа мысли в глазах. Не попасть бы впросак! Понимала ведь, что ее «прощупывают». Элегантно начала собирать чашки на поднос. Типа «хозяйка при деле». Чашки сбросила в раковину и долго курила у окна. Потом пошла тема театральная – ну, здесь-то она проявиться могла бы. Себя показать. Один из самых заядлых Гришкиных друзей начал сыпать вопросами. Она скромно потупила взор:

– Я билеты продавала. Покупать их у меня не хватало средств.

Логично. Цены в приличные театры известны. Этим всех и заткнула.

Гости стали расходиться. Корректор Надя домывала на кухне посуду. Аккуратно вытерла тряпкой стол. Перетерла вилки и ножи, проверила бокалы и рюмки на свет. Все чисто. Умаявшись, села на табуретку. В кухонном проеме возникла «прелесть». Внимательно оглядела чистейшую кухню, кивнула Наде: «спасибо» и посмотрела на часы. Надя вскочила и засуетилась, сняла передник, повесила его на батарею, с тяжелым вздохом обвела свое бывшее пристанище печальным взглядом и пошла в прихожую одеваться.

Пьяный и счастливый, Гриша спал в кресле, закинув лохматую голову на спинку, открыв рот и обнажив острый кадык.

– Надо бы его раздеть и в спальню, – робко предложила Надя.

«Прелесть» посмотрела на нее тяжелым, неподвижным взглядом. Надя покраснела, схватила плащ и выскочила на улицу. На улице она горько плакала и шла, спотыкаясь, – от расстройства и слабого зрения. Было жалко Гришу. Жалко до боли в груди. Впрочем, все всё понимали, но что это меняет?

После свадьбы «прелесть» с работы была уволена. Гришей. Теперь она была не кассирша, а жена писателя. Деньги появлялись редкие, но большие. Гришины тиражи росли. Гонорарами «прелесть» распорядиться умела. У скромной девушки из провинции оказался совсем не самый скромный аппетит. Шубку захотелось одну длинную – для выхода, одну короткую – на каждый день. Еще пальто из «козлика» – легкое и теплое на межсезонье. Кожаную парку из кожи ягненка, пропитанную специальными маслами, ну, если моросящий дождь. Жемчуг из галантереи был срочно заменен на натуральный. В общем, понятно. Жена писателя. Стиль ее, кстати, остался прежним. Теперь – училка из приличного лицея. Или банковский работник среднего звена. Или опытная секретарша большого босса. Гладкая голова, ровный, в ниточку, пробор. Светлый верх, темный низ. Лодочки на умеренном каблуке. Только блузки были не турецкие из ацетата, а вполне себе итальянские или французские, из настоящего батиста или натурального шелка. И юбки из тонкой шерсти, мягчайшей на ощупь. Летом – все то же, только в облегченном варианте, никаких вольностей. Дома она по-прежнему ни черта не делала – наняли домработницу. Словом, жена как украшение дома. Хотя что там украшать? Приятели и подруги, так любившие заваливаться к Грише-холостяку (повод был не нужен, а корректор Надя – не в счет, она никому и никогда не мешала), постепенно отвалились. Желающих наблюдать «прелесть» все убывало.