Две пули в голову ребенка угодили.Был скромен мирный дом, где люди честно жили.Из рамки на стене смотрел на нас Христос.Нас бабке встретила потоком горьких слез.В молчанье горестном ребенка мы раздели.Был бледен рот его, глаза остекленели;Ручонки свесились, как сломанный цветок.В кармане мы нашли некрашеный волчок.Персты могли бы вы вложить в отверстье раны, —Так терн раздавленный багрит кусты поляны.Был череп мальчика расколот пополам,И бабка старая, вздохнув, сказала нам:«Как бледен он, увы! Приблизьте лампу. Боже!Волосики в крови и так присохли к коже!»Ребенка мертвого она у нас взяла.Сгущалась за окном зловещей ночи мгла.Гремели выстрелы. Там снова убивали.«Поможем саван сшить», — товарищи сказали,И в дедовском шкафу мы взяли простыню.Старуха поднесла меж тем дитя к огню,Как будто бы согреть холодный труп желая.Но то, что тронула десница ледяная,Не в силах отогреть людские камельки.Старуха бережно сняла с него чулкиИ, ножки мальчика в свои схвативши руки,Вдруг закричала нам: «За что такие муки?О люди добрые! Ему семь лет всего!Он школу посещал. Хвалили все его.Понадобилось мне на днях писать прошенье,И мальчик мне помог. Кто дал им разрешеньеРасстреливать детей? Помилуй, боже, нас!Иль палачи они? Я спрашиваю вас!Он утром здесь играл у моего окошка.За что же убивать его, такую крошку?Он нашу улицу как раз перебегал,Они, прицелившись, убили наповал.Он мал, а я стара, в гробу одной ногою.Пусть этот Бонапарт покончил бы со мною;Но на моих глазах убить ребенка вдруг!..»Внезапно у нее перехватило дух.Мы тоже плакали, на слезы глядя эти.А бабка молвила: «Зачем мне жить на свете?Он после дочери был у меня один.Так объясните мне, мой добрый господин:За что же он убит, мой маленький внучонок?«Ура, республика!» он не кричал, ребенок!»И, головы склоня, молчали мы в ответПред этой горестью, где утешенья нет.Так, матушка, у нас в политике ведется.Ведь этот Бонапарт, — он вправду так зовется, —Деньгами небогат, но принц, и потомуЖить хочет во дворце, и золото емуПотребно на пиры, на карты, на забавы.Хотел бы он прослыть спасителем державы,Хранящим честь семьи, и церковь, и закон.Средь розовых куртин в Сен-Клу желает онПрефектов с мэрами вкушать хвалы пустые, —И вот поэтому праматери седыеРукой трясущейся и сморщенной, как трут,Внучатам маленьким могильный саван шьют.
