Читать «Тропой чародея» онлайн - страница 98

— Спасибо, Настуля, за ласку твою, за хлеб-соль, но я все-таки пойду с дружиной.

— А ты чего сидишь, как рот замазал? — набросилась Ядрейчиха на мужа.

— Я могу и лечь, — раздумчиво проговорил Ядрейка и, помолчав немного, добавил: — Велик от тебя, баба, гром, велик! — Он поднялся с лавки, подошел к оконцу, глянул в него. Ночь цепенела на дворе. — И я не с голым животом, пойду-ка и я.

— Куда ты пойдешь? — не поняла Настуля.

— В дружину. К воеводе Роману.

Настуля на какое-то время онемела.

— Пойду и я, — уже громко, бодро сказал Ядрейка. — В нашей родне я самый меткий стрелок из лука. Ого-го как я стреляю! — Он потряс маленьким твердым кулачком.

— Ошалел, — через силу выдохнула наконец жена и заплакала.

— Чего ты ревешь? — весело похлопал ее по спине Ядрейка. — Считай, что я на ятвяжские озера рыбачить пошел. Далеко до ятвяжских озер… Хлеб, горох и мясо у вас есть. Сидите и ждите меня. Да перестань ты реветь. Каждый свое место должен знать. А места у нас такие: мужчина и собака — на дворе, женщина и кошка — в хате.

Настуля слушала его и не унималась, плакала.

— Вот мокроглазая, — незлобиво ругался Ядрейка. — Сразу видно, что рыбакова жена. Ну, не плачь, Настулечка, не плачь. Я тебе из дружины, из похода золотой и серебряный браслеты привезу.

— Околей ты со своими браслетами, — начала платочком вытирать слезы жена. — И зачем я пошла за такого сорвиголову? О детях-то ты подумал?

Но в ее словах, в ее голосе уже слышались согласие и покорность. Не первый год жила она с Ядрейкой и хорошо знала беспокойный нрав своего мужа. Сколько раз ждала она его из дальней дороги и привыкла к такому постоянному ожиданию, как в конце концов привыкают к черной грозовой туче.

Дети еще спали, когда Беловолод и Ядрейка, простившись с Настулей, двинулись к костерне. Ядрейка поцеловал детей, поцеловал жену, шепнул ей:

— Ты знаешь, где закопан горшочек с гривнами. Как придется туго, достань из земли тот горшочек. А я к покрову вернусь.

У костерни собралось человек пятьдесят менян. В большинстве своем это были молоденькие хлопцы, народ шумный, горячий, который и в глаза еще ни разу не видел настоящей сечи. Это был и сыновья мастеровых людей и купцов, боярские дети. Ядрейка между ними был самым старшим.

Солнце заиграло на востоке, раззолотило заречные пущи. Ветер то летал под облаками, то бегал по кустарникам и острой болотной осоке. В Менске брехали собаки, блеяли овцы. Пахло теплым горьковатым дымом. Кто-то, махнув рукой на походы и сечи, отбивал косу.

— Воевода едет, — вдруг заговорили все и повернули головы в сторону Свислочи.

Роман ехал на коне в сопровождении трех дружинников. Он надел боевой шлем с кольчужной сеткой, чешуйчатый панцирь из стальных пластин, прикрепленных к кожаной рубахе. Закрывал панцирь воеводу до бедер. На ногах у Романа были зеленые мягкие сапоги из лосиной кожи, без каблуков. В правой руке воевода держал длинное бронебойное копье, в левой — круглый красный выпуклый щит. Такой щит тяжело взять вражескому мечу.

Роман твердой рукой остановил коня, громким голосом заговорил: