Читать «Боги выбирают сильных» онлайн - страница 193

Борис Аркадьевич Толчинский

— Вот и явилась в истинном величии богиня! Ты вся в этом: сперва оливковый венец; не помогло — так значит, кнут! Напрасно ухищряешься.

Я не боюсь тебя, великомощную. Мне, побывавшему под стрелами и под судом, в объятиях смертельных джунглей, и все твоими милостями, перуны не страшны.

— О, ты болен тяжелее, чем я думала, упавший с пьедестала бог, не видишь дальше собственного носа!

— Не делай из меня врага, София. Мать, сестра и дочь — последнее, что у меня осталось. Не трогай их! Ты поняла?

— Я поняла. Не беспокойся, мне достанет воли смириться с тем, что бог, которого любила я, развоплотился в заурядного самца. В одном ты прав, князь Марсий Милиссин: место твое подле меня недолго будет пустовать! Иной найдется, меня достойный и моей любви. А ты прощай — лети в свои серебряные горы. Пожалуй, большего ты не заслуживаешь.

— Прощай, великомощная. Спеши надеть свою корону и завести себе очередную верную игрушку — большего счастья и ты не заслуживаешь!

***

Из Эсквилина София возвратилась в фамильный дворец и стала ждать Корнелия.

Корнелий не приехал — вместо него поздним вечером явился курьер из Пантеона с сообщением, что Святая Курия на экстренном заседании подтвердила запрет подданному Божественного императора, не достигшему тридцати лет, занимать пост первого министра Аморийской империи.

Это был тот самый категорический отказ, который София столь отчаянно стремилась обойти.

Следующим днем она явилась на заседание Сената и увидела своими собственными глазами, насколько велика поддержка сенаторами Корнелия Марцеллина.

После разъяснения Курии ее, Софии Юстины, кандидатуру даже не рассматривали.

Сенаторы искренне возмущались «плебейским бунтом» против предложенной ими, сенаторами, кандидатуры и, как поняла София, готовы были выдвинуть Корнелия вновь.

И выдвинули бы — если бы сам Корнелий явился на это заседание.

Его искали, но не могли найти.

В смущенных чувствах София провела и весь следующий день, пятнадцатого января. Она много раз порывалась разыскать Корнелия, чтобы договориться с ним, но всякий раз усилием воли останавливала себя, повторяя: «Он должен придти ко мне первым!».

Она опять рисковала, то есть оставалась той Софией, которую он боготворил и которой недавно спас жизнь.

Три дня продержав ее в невероятном нервном напряжении, на четвертый он явился к ней сам — ранним утром, когда она, гордая, но обессиленная, спала в объятиях какого-то мужчины, чье имя ни для нас, ни для нее не имеет ни малейшего значения.

***

148-й Год Симплициссимуса (1787), раннее утро 17 января, Темисия, Княжеский квартал, дворец Юстинов

— …Я ждала вас, дядя, и я рада вам. Как заметил однажды Еврипид, «поздно ты приходишь, но я хвалю тебя и за это».

— Мне стоило придти лишь для того, чтобы услышать похвалу от единственной на свете женщины, чьи слова всегда больше, чем просто слова.

— Да-да… Я размышляла, куда бы пойти моему несчастному дядюшке? Кто поймет его лучше, чем любимая племянница? Я и вправду очень сочувствую вам, дядя. Все предают вас. Сначала зять, потом шурин, за ним дочь, и наконец, соратники… Кто бы мог подумать, что Кимон Интелик призовет своих крикунов голосовать против вас?! Вы столько сделали для него, для сына, для всей фракции. Вот она, плебейская благодарность! Вам будет урок, дражайший дядюшка: не водитесь с плебеями! Иное дело мы, потомки Фортуната…