Читать «Побег из Бухенвальда» онлайн - страница 111
Григорий Васильевич Зинченко
— Там, какой-то дядя.
— Какой дядя, кто?
— Я не знаю, какой-то чужой дядя.
Заходят во двор.
— Вот этот дядя.
Рая держалась за руку старшего брата Володи.
— Братишка, Гриша, ты?
— А кто же еще, за вора приняли что ли…
Больше слов не было. Обнялись. Горло перехватило, говорить не можем, а только плачем.
— Рая, это наш…
Девочка стоит посреди двора в недоумении.
— Это наш… Наш Гриша. Я подошел и поцеловал ее.
— Конечно, откуда она может знать меня, ведь когда я уходил, ей было всего три годика.
Так мы стояли во дворе, разговаривали. Был уже обед и коровы, подгоняемые нетерпеливыми пастухами, возвращались домой.
— Гриша, сейчас увидишь, какой помощник у меня Ванюша, ему уже двенадцать лет.
Заходит Ваня. Красавец, глаз не оторвешь. Огромные черные, как угольки, глаза и черные, как смоль, кудри кольцами спадали на лоб. Защемило в груди, ведь копия отец. Мальчик не среагировал на меня, а я почему-то растерялся и не посмел обнять его.
— А Оля где? — спросил я.
— Она скоро придет, свеклу полет, а в обед приходит корову доить.
Тут стали доноситься девичьи голоса, шум, смех.
— Да тебе и горя нет, все шутки да прибаутки.
— Я уже свое отплакала, сколько можно, уже и слез нет. Не задерживайтесь, девочки, сегодня допоздна будем работать, первыми закончим свою ланку.
Не обращая внимания на нас, с ходу дает приказ:
— Володя, сегодня сам корову подоишь, а я только пообедаю и ухожу. Заводи своего друга в дом, вместе пообедаем, а после поговоришь.
— Оля да это же…
— Вечером тоже не жди, сам управляйся.
Она подошла поближе к нам. Стала и остолбенела, смотрит на меня и заикается, что-то хочет сказать и не может.
— Оля, это же Гриша! Я бросился к ней и обнял.
— Ты… — и слезы градом, — Гриша, — больше ничего не может сказать, слезы рекой и только изредка, — Родненький… Гриша…
Рая и Ваня, стоя в сторонке и видя наши слезы, тоже стали плакать.
— Да что мы стоим посреди двора, пошли в дом. На стене висел портрет родителей, обвитый черной лентой. Оля перехватила мой взгляд и снова расплакалась.
— Папочка, мамочка, посмотрите, он домой пришел, папа, посмотри твой любимчик живой.
Мы, обнявшись впятером, стояли посреди комнаты и плакали. Оля то мне посмотрит в лицо, то деток крепче прижимает и голосит:
— Бедные мои сиротки, недобрые люди забрали папу и маму, но Бог милостив, нам братика возвратил.
В дом вошли девушки и тоже стали плакать. Я говорю:
— Оля, к тебе пришли.
Тут она заметила своих подруг и бросилась к ним, плачет. Я с Володей уже не плакали и стали успокаивать всех. Все утихли, а Оля как бы опомнилась:
— Да что это я делаю? Вы уже девочки пообедали, а я Грише и кушать не дала. Садитесь, вместе пообедаем.
— Спасибо, мы пообедали. Ты оставайся дома, а мы сами управимся.
Володя пошел доить корову, а Оля стала подавать на стол. Обед был очень скромный, борщ из крапивы, слегка зажаренный, и каша пшенная с молоком, которое занес Володя.