Пока звонок забьется, дверь откроютИ — утоление моей тоски —Войдешь ты, предначертано вселеннойИсполнить бесконечную чредуМельчайших действий. Разум не измеритТо полуобморочное числоФигур, учетверенных зеркалами,Теснящихся и тающих теней,Растущих и сливающихся тропок.Песка не хватит, чтобы их исчислить.(Спешат мои сердечные часы,Считая злое время ожиданья.)Пока войдешь,Чернец увидит долгожданный якорь,Погибнет тигр на острове СуматраИ на Борнео девять человек.
К Франции
Надпись на воротах гласила:"Ты был здесь, еще не входя, и будешь, уйдя отсюда".Это притча Дидро. А за нею — вся моя жизнь,вся моя долгая жизнь. Я плутал за другой любовьюи за неутомимым познаньем,но был и останусь во Франции,даже когда долгожданная смерть кликнет меня с одной из буэнос-айресскихулиц. Вместо "вечер и месяц" я говорю "Верлен".Говорю "Гюго" вместо "море и мирозданье"."Монтень" — вместо "дружба". Вместо "огонь" — "Жуана",и тень за тенью проходят,и нет конца веренице. Чьей строкой ты вошла в мою жизнь, как Бастардовжонглер,вступающий с пением в схватку,вступающий с пением в "Chancon de Rolafid"и перед смертью все же поющий победу?Век за веком кружит нерушимый голос,и каждый клинок — Дюрандаль.
The thing I am
He помню имени, но я не Борхес(Он в схватке под Ла Верде был убит),Не Асеведо, грезящий атакой,Не мой отец, клонящийся над книгойИ на рассвете находящий смерть,Не Хейзлем, разбирающий Писанье,Покинув свой родной Нортумберленд,И не Суарес перед строем копий.Я мимолетней и смутнее тениОт этих милых спутанных теней,Я память их, но и другой, которыйБывал, как Данте и любой из смертных,В единственном немыслимом РаюИ стольких неизбежных Преисподних.Я плоть и кровь, невидимые мне.Я тот, кто примиряется с судьбою,Чтоб на закате снова расставлятьНа свой манер испанские реченьяВ побасенках, расходующих то,Что называется литературой.Я старый почитатель словарей,Я запоздалый школьник, поседевшийИ посеревший, вечный пленник стен,Заставленных слепой библиотекой,Скандирующий робкий полустих,Заученный когда-то возле Роны,И замышляющий спасти планетуОт судного потопа и огняЦитатой из Вергилия и Федра.Пережитое гонится за мной.Я — неожиданное воскрешеньеДвух магдебургских полушарий, рунИ строчки Шефлеровых изречений.Я тот, кто утешается одним:Воспоминаньем о счастливом миге.Я тот, кто был не по заслугам счастлив.Я тот, кто знает: он всего лишь эхо,И кто хотел бы умереть совсем.Я тот, кто лишь во сне бывал собою.Я это я, как говорил Шекспир.Я тот, кто пережил комедиантовИ трусов, именующихся мной.