Я, всех зеркал бежавший от рожденья:И ясной амальгамы, за которой —Начала и концы того простора,Где обитают только отраженья;И призрачной воды, настолько схожейС глубокой синевою небосклона,То птицей на лету пересеченной,То зарябившей от внезапной дрожи;И лака, чья поверхность неживаяТуманится то мрамором, то розой,Которые истаивают грезой,По молчаливой глади проплывая, —За столько лет словами и деламиНемало утрудивший мир подлунный,Готов спросить, какой игрой фортуныВнушен мне ужас перед зеркалами?Металл ли беглым отсветом змеитсяИли каоба в сумраке багряномСтирает притаившимся туманомОбличье сновиденья и сновидца, —Они повсюду, ставшие судьбоюОрудия старинного заклятья —Плодить подобья, словно акт зачатья,Всегда на страже и везде с тобою.Приумножая мир и продлевая,Манят головоломной паутиной;Бывает, вечерами их глубиныТуманит вздохом тень, еще живая.Они — повсюду. Их зрачок бессменныйИ в спальню пробирается, мешаяБыть одному. Здесь кто-то есть — чужаяТень со своею затаенной сценой.Вмещает все зеркальный мир глубокий,Но ничего не помнят те глубины,Где мы читаем — странные раввины! —Наоборот написанные строки.Король на вечер, лицемерный Клавдий,Не думал, что и сам лишь сновиденье,Пока не увидал себя на сцене,Где мим без слов сказал ему о правде.Зеркал и снов у нас в распоряженьеНе счесть, и каждый день в своей банальнойКанве таит иной и нереальныйМир, что сплетают наши отраженья.Бог с тайным умыслом (я понял это)Свои неуловимые строеньяВоздвиг для нас из тьмы и сновиденья,Недостижимого стекла и света.Бог создал сны дарящую во мракеНочь и зеркал немые отраженья,Давая нам понять, что мы — лишь тени.Лишь прах и тлен. Отсюда — наши страхи.
Луна
Не помню, где читал я, что в туманномПрошедшем, когда столько совершалось,Присочинялось и воображалось,Задался некто необъятным планом —Все мироздание вместить до точкиВ единый том и, тяжело и многоТрудясь над книгой, подошел к итогуИ шлифовал слова последней строчки.Но только по случайности, из темиВдруг выхватив глазами закругленныйРожок луны, он понял, посрамленный,Что позабыл луну в своей поэме.Пусть выдуман рассказ, но из былогоОн нам доносит что-то вроде притчиО том, как безнадежен наш обычайСвою судьбу разменивать на слово.Суть ускользает. Этой потайноюУщербностью отмечена любаяИстория, увы, не исключаяИ всех моих перипетий с луною.Где в первый раз я видел диск чеканный?Не помню. Может, в прежнем воплощеньеИз греческого старого ученья?Во дворике у смоквы и фонтана?Есть в жизни среди многого, что было,Часы других отрадней и роднее, —Таков был вечер, когда вместе с неюСмотрели мы на общее светило.Но ярче виденного въяве светаОгонь стихов: не знавшая пощадыТа dragon moon из колдовской балладыИ месяц, кровеневший у Кеведо.Луна была кровавою и алойИ в Иоанновом повествованье —Той книге ужаса и ликованья,Но все же чаще серебром сияла.Оставил Пифагор своей рукоюПосланье кровью на зеркальной глади,А прочитали (по преданью), глядяВ луну, как будто в зеркало другое.Все злее и громадней год от годаВолк, скрывшийся за чащею стальною,Чтоб наконец расправиться с луноюВ заветный час последнего восхода.(Об этой тайне помнит Север вещий,И в тот же страшный день светил померкшихОпустошит моря нечеловечийКорабль, что слажен из ногтей умерших.)В Женеве или Цюрихе, к поэтамПричисленный судьбой, без промедленьяЯ принялся искать определеньяЛуны, себя измучив тем обетом.Трудясь без отдыха, как все вначале,Я истощал реестрик небогатый,Боясь, что у Лугонеса когда-тоЯнтарь или песок уже мелькали.Из кости, снега (и другого сора)Сменялись луны, освещая строки,Которые, конечно же, в итогеТак и не удостоились набора.Мне чудилось: поэт между живыми —Адам, что с несравненною свободойДарит вещам земного обиходаЕдинственное подлинное имя.От Ариоста я узнал чуть позже,Что на Луне есть все, чему возвратаНет, — канувшее время, сны, утратыИ обретенья (что одно и то же).Я различал трехликую Диану —Итог Аполлодорова урока;Гюго дарил мне серп златочеканный,Один ирландец — черный символ рока.Пока же, наклонясь над этой бездной,Вылавливал я луны мифологий,Я мог увидеть, вставши на пороге,Ежевечерний диск луны небесной.Теперь я знаю: есть одно земноеИ ей лишь подобающее имя.Разгадка в том, чтоб, не томясь другими,Смиренно называть ее луною.И не перебирая под рукоюМетафоры, одна другой неверней,Гляжусь в таинственный, ежевечернийДиск, не запятнанный моей строкою.Вещь, слово ли, луна — один из знаковВ запутанном Писании вселенной,Куда включен любой земной и бренныйУдел, неповторим и одинаков.Она — всего лишь символ меж иными,Судьбой ли, волей данный человеку,Который только по скончаньи векаНапишет свое подлинное имя.
