Читать «Черная река. Тоа-Тхаль-Кас» онлайн - страница 32

Большинство чернореченских гусей на пути вдоль Тихого океана летит не над сушей, а через бухты на побережье. Вообще же канадской казарке, выросшей на Черной, почти незачем совершать сезонные перелеты. (Многие и не уходят дальше побережья, где в дельтах главных рек, у галечных валов и прибрежных болот пересиживают самые сильные январские и февральские морозы.) Казарка улетает отсюда на юг не дальше чем на четыреста километров, и ее путь лежит через безлюдные места. На беду, люди начинают осваивать ее прибрежные зимовья. Они не признают ее права на неприкосновенность жилища, и их деятельность уже ставит под угрозу существование этой популяции гусей.

Еще несколько лет назад все охотники соблюдали неписаный закон: стреляй гуся в поле и на болоте, но не трогай на большой реке. Они понимали, что потревожить гусей на реке — верный способ погнать их дальше. Когда стае некуда приземлиться, чтобы отдохнуть и поглотать камешки, когда по ней палят из дальнобойных винтовок на каждом повороте реки, гуси стараются улететь подальше и потом обходят стороной негостеприимный край. При подобной пальбе убить птицу нелегко, а покалечить ничего не стоит. Раненный в живот гусь упорно на расставленных крыльях продолжает тащиться за стаей еще много километров. Зрелище тем более душераздирающее, что пристрелить его уже невозможно даже из дальнобойной винтовки. Гуси достойны снайперской стрельбы, но, пока таковая отсутствует, необходимо запретить охоту на водоплавающую птицу по всем главным речным артериям и в поймах и дельтах некоторых рек, чтобы у птиц было место привала, а у любителей природы возможность наблюдать их жизнь.

Охотиться на гусей мне больше всего нравилось на террасах вдоль Фрейзера, где высоко над рекой расположены посевы зерновых. Как-то под вечер, обшаривая биноклем местность близ Касл-Рок, я взял на заметку верхнее ячменное поле Эда Айткена: с утра можно будет пострелять. Эд хозяин аккуратный, но немного зерна всегда оставляет гусям. На поле село порядка ста двадцати пяти канадских казарок и гусей поменьше, всего пять стай. Если за вечерний набег никто их не спугнет, то можно надеяться и на утреннее свидание где-то около семи. Так и случилось: не потревоженные ни единым выстрелом, птицы в сумерки улетели назад, на речные острова, где и камешки есть и безопаснее.

Позже я зашел к доктору Бейкеру. Стоило ему услышать об этих стаях — глаза у него загорелись, как у мальчишки.

— В котором часу выйдем? — спросил он.

— В пять пятнадцать не рано?

— Жду!

В четверть седьмого, поеживаясь, мы уже разглядывали поле Эда, на котором накануне паслись гуси. Березы и осины казались голыми, но все еще, как трещотки, болтали между собой последними упрямыми листьями. Чернохвостая олениха  с телком, расчесывая мордой хрусткую желтизну стерни и наставив подрагивающие уши, пробиралась к краю пажити. Пока я распихивал по полю штук двадцать самодельных приманок, а доктор сооружал для нас шалаш, на просыпающихся фермах вокруг Маргариты уже залаяли собаки. Их лай слегка напоминал далекий гомон гусей. Со стерни взмыл острохвостый тетерев  и с кудахтаньем пролетел мимо. Доктор прицелился по-снайперски и выстрелил в него из воображаемого ружья.