Читать «За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали» онлайн - страница 126

Довольно широко была распространена практика обвинения и осуждения на основании свидетельских показаний другого арестованного или же их обоих — на основании свидетельских показаний третьего чело века, все еще находящегося на свободе. Некто А. дает свидетельские показания о том, что гражданин В. назвал Сталина сукиным сыном, которого надо застрелить.

Будучи арестован, гражданин В. в конце концов признается, что он это говорил, и далее утверждает, что при этом присутствовал гражданин С., согласившийся с высказанным мнением о Сталине. Когда арестовывают гражданина С., то он все отрицает, а затем на очной ставке с гражданином В. он признает, что такой разговор действительно имел место, но настаивает, что он был начат гражданином А. Гражданина А. арестовывают, как и этих двух, за подготовку террористического акта против руководителей партии и правительства, но он ходатайствует о смягчении наказания на том основании, что он начал этот разговор специально, чтобы разоблачить контрреволюционные действия В. и С. и передать их в руки властей. Через шесть месяцев, в течение которых граждане А., В. и С. не переставали изобличать друг друга, они высылаются на Камчатку сроком на десять лет.

В 1937 и 1938 годах, когда чистки достигли своего апогея, методы, используемые во время ведения следствия, были совершенно недопустимыми по всем стандартам цивилизованного общества. Применялось даже физическое принуждение и насилие, чтобы добиться признания от обвиняемого. Арестованному могли сообщить, что если он признается, то его жену не тронут и не будут увольнять с работы. Как только признание было подписано, жену также арестовывали, показывали ей признание ее мужа и говорили, что если она сознается в том, что она обо всем знала, но молчала, то они оба получат небольшие сроки заключения. Она признавала свою вину, оба получали самый большой срок и их отправляли на работу в Ангарстрой. Конечно, такие методы воспринимаются как должное в процедуре ведения уголовного дела почти во всем мире. Однако в Советском Союзе ситуация несколько отличалась тем, что НКВД в своей работе по защите страны от происков иностранных агентов, шпионов и наступления старой буржуазии рассчитывал на поддержку и содействие со стороны населения и в основном получал их. Но истории, подобные той, которая была описана мной выше, поколебали доверие многих русских к НКВД.

Судебные процессы всегда проводились «in camera» и обычно «in absentia». В 1937 году в Магнитогорске не было почти ни одного процесса, который закончился бы оправданием обвиняемого, но и количество смертных приговоров было не более шести. После суда оперативный отдел НКВД передавал заключенных в ведение УЛАГа (управление лагерей), в задачи которого, в частности, входило использование труда заключенных на некоторых стройках, а также проведение воспитательной работы. УЛАГ входил в состав организации НКВД как совершенно особая и самостоятельная часть ее структуры. Работники УЛАГа передавали заключенного вместе с папкой документов, в которых сообщалось, по какой статье был осужден этот человек. Помимо этого, сотрудникам УЛАГа ничего не было известно об осужденном. В функции УЛАГа входили работы по строительству дамб, плотин и железных дорог; здесь обращались с заключенными по возможности хорошо, хотя бы потому, что требовалось добиться высокой производительности труда.