Читать «Том 3. Ранние и неоконченные произведения» онлайн - страница 250

Аркадий Петрович Гайдар

«…Неожиданно, но совершенно ясно понял, что повесть моя должна называться не „Мальчиш-Кибальчиш“, а „Военная тайна“. Мальчиш — остается мальчишем — но упор надо делать не на него, а на „Военную тайну“, — которая вовсе не тайна».

«К своему глубокому огорчению, перечитав впервые все то, что мною уже написано, я совершенно неожиданно увидел, что повесть „Военная тайна“ никуда не годится. И надо переделывать все с самого начала».

Выступая на первом съезде советских писателей, Алексей Толстой произнес фразу:

«Язык готовых выражений, штампов, какими пользуются не творческие писатели, тем и плох, что в нем утрачено ощущение движения, жеста, образа».

Странное это словосочетание «не творческие писатели» он обронил легко, без нажима, упомянул, как понятие реально существующее и потому — естественное. Зал даже не успел отреагировать. Лишь кто-то закашлялся.

Если же говорить о писателях как о таковых, то для них как раз очень характерны те чувства, которые то и дело прорываются в записях Аркадия Гайдара, посвященных «Военной тайне»: «неожиданно понял…», «совершенно неожиданно увидел», «мне до боли жаль… и я ничего не могу изменить…»

Родился под пером писателя человек, и вдруг он сам порой неожиданно для автора начинает совершать какие-то поступки, сам определяет свою судьбу.

Характерны и жестокие сомнения, которые набегают я отступают, как приливы и отливы.

«Насчет „Военной тайны“ — это все паника. И откуда это я выдумал, что повесть „никуда не годится“ — хорошая повесть».

В дальневосточных дневниках Аркадия Гайдара слышатся удары сердца, то учащенные, то спокойные, когда, занимаясь писательским делом, он все завязывал в один узел, все перечувствовал заново и писал совсем о другом.

Это — в большом и в малом.

В дневнике: «За последние дни в Хабаровске спокойнее. Немного улеглись толки о возможности войны. А все-таки тревожно… С Японией — напряженно — но то ли привыкли — никто не ахает».

В повести «Военная тайна»: «В ту светлую осень крепко пахло грозами, войнами и цементом новостроек… Газет не хватало. Пропуская привычные сводки и цифры, отчеты, внимательно вчитывались в те строки, где говорилось о тяжелых военных тучах, о раскатах орудийных взрывов, которые слышались все яснее и яснее у одной из далеких-далеких границ».

В дневнике: «На днях умер один из лучших и храбрейших командиров Красной Армии комкор Ст. Вострецов».

Появилась на страницах «Военной тайны» пионерка Катюша Вострецова…

Снова перечитав повесть, думаю, что все-таки напрасно Аркадий Гайдар согласился напечатать «Сказку о Мальчише-Кибальчише» отдельно, еще задолго до того, как была закончена «Военная тайна».

В повесть сказка входит органично. Она — ее песня. Ее балладный стиль подготовлен всем, что сказано раньше, и бросает свой отсвет на все, что случилось позднее.

…Нынешней осенью я вновь поднялся на скалу над Артеком. Лежавший под ногами пионерский лагерь был тих и безлюден. Летние смены закончились, ребята из первой зимней еще не приехали. Трава пожелтела, приникла к каменистой земле. Ветер, который внизу едва рябил море, здесь на вершине дул резко, порывисто.