Читать «Образ жизни» онлайн - страница 12

Покидал Кордову

Дай мне слово, Кордова, Что ты не забудешь меня, Охранишь моё слово От тления и огня. Благодарен проулкам И патио в древней пыли, Мостовым твоим гулким, Которыми предки прошли. И морозит, и греет Той жизни исчезнувшей свет. Тех столетий евреи Как будто бы смотрят вослед. И мне кажется, снова Подают запоздалую весть. Обнимаю, Кордова, Тебя — лишь за то, что ты есть. Это древняя драма — Гордиться, что сам ты еврей. …Я, как сын Авраама, Иду по Кордове своей.

Скандинавия

Дождь в Копенгагене

В Копенгагене — дождь. В шесть утра закрывают кабак. Ночь окончилась, но Не унять загулявших никак. Вдоль канала датчанка угрюмо метет Мостовую. А дождик с похмелья За нею идёт. В Копенгагене — утро. Промокли на мачтах флажки. Элегично в душе, Ноги так непривычно легки. Это утро. И — август… Прохлада врывается в грудь. Этот дождик, душа, Сохрани, охрани, не забудь! Прояснилось. И шхуны, Еще не проснувшись, стоят. А у окон — промытый, спокойный И радостный взгляд. Подгулявший, пропивший Последнюю крону матрос, Задаёт мне по-датски Какой-то невнятный вопрос. To ли время спросил, То ли денежку он попросил? Улыбнулся и дальше поплёлся, Как видно, без сил. Я шатаюсь без цели Вдоль мачт. И тихонько пою Про заморскую гавань Недатскую песню свою. И никто тут не спросит, О чём эта песня моя, Да и как занесло меня, грешного, В эти края. Стрельнул парус, И рядышком где-то плеснуло весло… Слава Богу — на склоне житейском И мне повезло! И вернуться на этот причал Я, пожалуй, — не прочь. Склянки пробили семь. В Копенгагене кончился дождь.

«Вечерний звон» в Данни

По пешеходной уличной реке, Вдоль лавок Копенгагенских гуляем. В разноязыком гуле различаем «Вечерний звон» на русском языке. Печален звук. Кому они поют — Кокошник, сарафан и балалайка? — И только голубей панельных стайка Их слушает, пока зерно клюют. Певица, подувядшая давно, Три музыканта в расписных рубахах Стоят на тротуаре, как на плахе, О чём поют — прохожим всё равно. Что я могу на этом берегу, Турист, делами не обременённый? — Ну разве что в коробку бросить крону. Вот, собственно, и всё, что я могу. Бреду в свою гостиницу пешком, И думаю с какой-то горькой страстью: «Как счастлив я, и вместе — как несчастен С родным своим российским языком!» «Вечерний звон»… А, может, это крик, Звенящий крик, протяжный и усталый? Каким огромным взрывом разметало Тебя по свету, мой родной язык! Хоть и неплохо это, в самом деле, Но горько, что стоишь ты на панели.