Читать «Зяблики в латах» онлайн - страница 17

Мне ни табаку, ни папирос патронесса не оставила.

«Да здравствует самостийная Кубань!» — следующей ночью написал кто-то на белой стене палаты.

…На стене играло утреннее солнце. Сестры с градусниками в руках бродили между койками. Надписи долго никто не замечал.

— Я, господа, давно уже напирал… И в Ставке твердил, и везде… — не торопясь, густым басом, гудел больной ревматизмом полковник, первым заметивший надпись. — Наш ОСВАГ ни к черту, господа, не годен!.. Чтоб среди офицеров… Да в офицерской палате…

Он сидел на койке и отхлебывал только что принесенный чай.

— Да знаете ли вы, что у большевиков, в смысле, так сказать, единой идеологии…

Его перебил главный врач. Он вбежал в палату, размахивая в воздухе стетоскопом.

— Господа, взят Курск! Ура славным марковцам!.. Кто мог, вскочил с коек. Другие присели.

А сестра Кудельцова, намочив полотенце, уже стирала со стены последнее слово надписи: «Кубань…»

Прошло несколько дней. Приказом по армии генерал Деникин переименовал всех прапорщиков в подпоручики.

Старые подпоручики были недовольны:

— Ну, а мы?..

Вечером того же дня прапорщики, произведенные в подпоручики, пили коньяк «три звездочки»: «авансом на новое производство» — и смеялись в коридорах до полуночи.

* * *

И опять прошло несколько дней. Вечерело…

— Да, — рассказывал мой сосед слева, есаул 18-го Донского Георгиевского полка, подсевшему к нему юнкеру Рынову, моему соседу справа. — Было это так — черт порви его ноздри… «Расстрелять!» — приказал командир полка. Взял я тогда этого матроса: «Шалишь — я тебя по всем правилам!»… Ну хорошо!.. А он — ни глазом не моргнет. Стоит перед отделением, и хоть в кальсонах одних да в рубахе, черт порви его ноздри, а гордый, что твой генерал… «По матросу, — скомандовал я тогда, — пальба отделением, от-де-ле-ние…» Выждал… Думаю, дам ему время бога припомнить. А матрос — ни глазом. Прямо фланговому на мушку глядит и улыбается, сука. Поднял я руку, хотел уже пли! — скомандовать, а тот как рванет на себе рубаху! Смотрю, а на груди у него орел татуированный. Двуглавый, с державой, со скипетром… «От-ставить! — скомандовал я. — К но-ге!» Пошли, черт порви его… Привел я матроса в штаб… порви его ноздри!.. Так и так, говорю, господин полковник. Приказания вашего не исполнил. Не могу заставить казаков целить в двуглавого орла. «Правильно!» Полковник наш старой службы вояка. «Таких, говорит, не расстреливают. Руку!..» Руку мне пожал… Да…

Есаул замолчал.

— Позвольте, господин есаул, а что с матросом стало? У нас он остался?

— Убег, черт порви его ноздри! — Есаул сплюнул. — В ту же ночь… Вот!.. А вы говорите: гу-ма — гу-ма-ни… или как там еще… Эх, юнкер!

* * *

Среди пяти сестер офицерской палаты сестра Кудельцова была самой ласковой.

— Ну и девчонка, поручик, скажу я вам! — бросил мне как-то вечером есаул, провожая сестру Кудельцову глазами. — С такой бы, знаете, ночку провести! А?

Юнкер Рынов злыми глазами посмотрел на есаула, повернулся и лег на другой бок к нам спиною.