Читать «Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945» онлайн - страница 95

– Ты помнишь, как мы снизились сквозь облака и обнаружили, что находились над устьем Темзы? Мы должны были быть над Нейзингом. Мы летели низко и увидели форт. Мы исчерпали все сигнальные ракеты, чтобы показать им, чтобы они прекратили стрелять в нас.

Я ответил, что вообще не помню этот инцидент.

– Я помню, – продолжил он, – мы тотчас же изменили курс. – И он захихикал.

Его жена и сын ели тихо и не делали никаких попыток присоединиться к беседе. Я решил оставить свое твердое намерение не задавать вопросов в присутствии третьих лиц. Лесу, кажется, начало нравиться вспоминать. Я заговорил об интуиции Гарри.

Лес кивнул.

– Я не забуду, – сказал он, – что, когда рейд на Гамбург был отменен, Гарри сказал, что если бы он состоялся, то он бы не полетел. – Он засмеялся. – Ты помнишь те пончики, которые обыкновенно продавались в буфете Церковной армии? В общем-то я не люблю пончики, но те были лучшими из всех, которые я когда-либо пробовал в своей жизни.

Я спросил, какой из вылетов был наихудшим для него.

– Первый. Без всяких сомнений.

– Мы отчаянно пытались догнать поток бомбардировщиков.

– Да, и это была моя ошибка.

Я сказал, что не понимаю, о чем это он.

– Ах да. Я неправильно установил диапазон системы радионавигации, и она показывала совершенно неправильное направление. После этого я продолжал делать ошибку за ошибкой. Это была явная паника. Нервы.

– В конце концов мы догнали поток.

– Это была не чья-то ошибка, а моя. В том вылете все пошло не так, как надо, так же как в следующем все пошло правильно.

– Были ли еще неудачные вылеты?

– Нет. Лишь последний.

Я был поражен:

– Налет на Эссен?

– Система GH сошла с ума, и я ничего не мог поделать, так что стоял позади Дига и смотрел по сторонам. Мне очень не нравилось это.

Позднее, когда мы пили кофе, его жена мыла посуду, а сын ушел спать, я спросил, почему он вызвался добровольцем для службы в экипаже самолета.

– Просто мне не нравилась мысль стать пехотинцем, – сказал он с такой уверенностью, что казалось, добавить было больше нечего, но после паузы он произнес: – Мне отказали в приеме в морскую авиацию, так что я вступил в RAF. Я не хотел ходить пешком. Это все.

– Как ты полагаешь, боевые вылеты изменили твой характер?

– Я так не думаю.

– Как насчет страха? Ты часто боялся?

– Все случаи, когда боялся, были тогда, когда мне было нечего делать. Пока я работал в своем отсеке, я был в порядке. Я не мог ничего видеть снаружи. Меня отделяло одеяло. Иногда я мог слышать взрыв зенитного снаряда, но был занят. Я испытывал страх, как я сказал, в последнем вылете и когда ты болел и мы получили резервного бомбардира. Из-за него мы сделали второй круг, и во время второго захода мне было нечего делать. Я не забуду, как крикнул ему: «Нажми на аварийный сброс бомб. Избавься от них!» Лишь позднее я узнал, как было опасно сбрасывать бомбы аварийным способом.

– Так, значит, твои воспоминания о боевых вылетах – это главным образом наблюдение за зелеными вспышками на радаре и построение курса на меркаторской карте?