Читать «Дермафория» онлайн
Крэг Клевенджер
Крэг Клевенджер
Дермафория
Глава 1
Едва я увидел ее, я понял, это — она.
На меня взглянула она, улыбаясь,
И были губы ее цвета диких роз,
Что растут вдоль кровавой и бурной реки.
Ник Кейв. «Где дикие розы растут»
Я запаниковал и проглотил пригоршню отвергнутых адом светлячков и черных вдов. Сверкающие стеклянные слезинки захрустели на зубах, светлячки лопались, будто рождественские лампочки. Я отхаркался кровью и голубыми искрами, и тут же за глазными яблоками вспыхнул еще один пожар, прожегший дыру в полу памяти. Вся моя жизнь, складывавшаяся из дней и лет, минут и часов, ухнула в эту дыру, оставив один-единственный клочок, обгорелый, повисший на растрепанном кончике нервного окончания и трепещущий, как листок на ветру.
Дезире.
Как я ни старался, весь имеющийся набор образов, звуков и запахов, синхронизированных и упорядоченных от начала до конца, роем устремился в холодную дыру в мозгу, где налетел на стену меркнущего света и с треском рассыпался, обратившись в дым. Другие воспоминания проявляются лишь с наступлением темноты. Я удерживаю картину долгих полсекунды, прежде чем свет проникает в глаза, и она рассеивается, ускользая через обгорелые трещины в мозгу. Одна задругой странички памяти желтеют по краям, сморщиваются и рассыпаются на чешуйки при малейшем прикосновении. Я ощущаю запах скисшей бумажной пульпы, старых, кишащих личинками газет, сырых, разлагающихся переплетов книг, которых уже не помню. От этого зловония по коже пробегают мурашки на лапках из наждачной бумаги. Спина начинает гореть от малейшего движения. Я чувствую на себе повязки, но не могу их потрогать. На запястьях и лодыжках у меня кандалы. Я прикован к стулу, стоящему в комнате, построенной точь-в-точь по чертежам из моей головы. Шелушащиеся стены цвета ногтей, цементный пол, на потолке лампочка с кружащейся вокруг нее мошкой. Я один на один против трех машин. Две пребывают в режиме паузы у меня за спиной, третья разговаривает по телефону у двери.
— Я тоже скучаю по тебе, Снежинка… да… тоже тебя люблю… сильно-сильно… да, и мамочку тоже. — Его баритон доносится до меня ворчанием далекого грома.
Машины хороши. Тот, кто их сконструировал, заслуживает самых добрых слов. Лица проработаны до мельчайших деталей, память загружена разнообразными моделями поведения с широким спектром дополнительных функций, от покашливания в рукав и сопения до похрустывания суставами из синтетических хрящей и обкусывания ногтей. Единственное, что их выдает, это душок статических помех, специфический запах электричества, характерный для новых телевизоров.
— Когда вернусь… да, хорошо… обязательно. Люблю тебя… пока-пока, Снежинка. — Частые гудки, нудное гудение обреченной, но исполненной непоколебимой решимости мошки, нарезающей круги по орбите вокруг лампочки, и машина усаживается наконец передо мной.
— Дочка болеет, а у меня дел невпроворот. — Он разговаривает со мной как с засыпающим ребенком, кажется, еще немного и чмокнет в лобик. Вытряхивает из пачки сигарету с золотистым ободком и непроизносимым французским названием.