Читать «Роман о девочках (сборник)» онлайн - страница 164

Да! На местной барахолке шерсть верблюжья есть, но только не пряденная, а так прямо состриженная. Я в воскресенье все-таки съезжу, погляжу, если съемки не будет.

Малышик! Пиши мне! Я очень радуюсь, когда получаю от тебя письма. А когда у тебя и у Аркашки все хорошо, и у всех более или менее хорошо дома, – еще больше. Целую, лапик мой хороший. Люблю и скучаю. Всем большой привет. Маме моей скажи, чтобы квартиру все равно получила. И Мишка пусть извернется. Еще раз целую.

Володя.

29 января 1963 года,

Алма-Ата – Москва, Л. Абрамовой

Люсик! Солнышко мое! Нас уже несколько человек уехали в Москву. Мне жутко хотелось уехать с ними. Вернее – к тебе и сыну, и вообще в Москву, но не пустили. А завтра уезжаем в горы и будем жить там в пещерах среди снежных людей и туземцев. Сколько времени – неизвестно, но, видимо, числа до 10-го. Режиссер наш – он итальянской школы, мы его зовем Дорманиани, а когда орет – тогда Муссолини, так вот он придумал что-то очень гнусное и думает, что будет очень смешно. Мне придется еще к тому же съезжать на лыжах со здоровенной горы, а я этого хочу меньше, чем Пушкарь прыгать с трамплина. В общем:

За меня невеста отрыдает честно,За меня ребята отдадут долги,За меня другие отпоют все песни,И, быть может, выпьют за меня враги.

Даю справку: долгов нет. А враги пусть пьют и травятся. Сегодня у нас 2 концерта. Эксплуатируют, как негров. Но опять будет «713», и я тебя увижу, и даже 2 раза. Ездил на казахском мустанге. Он скакал с пика на пик. Упасть я не упал, но ноги натер. Казахи сказали, что из меня выйдет «сыльно хороший джигит». Да! Лапа! Какая жалость. У нас на концерте был секретарь обкома Чимкента (это 400 км отсюда). Он воспылал нежностью и написал письмо главному зоотехнику, чтобы он мне продал 20 каракулевых шкурок по 5 руб. Это жуткая дешевка. Но, увы, туда ехать 10 часов. А нас не пускают. Вчера уговаривали начальство. Оно – ни в какую. Видимо, завидуют. Я в расстройстве! Уплывает состояние. Лапик! Ты мне больше сюда не пиши. А я с гор еще тебе напишу!

Любимая лапа! Ужасно хочу к тебе. Извелся, вчера еле сдержался, чтобы не побить казахов, но они трусоваты и сбежали. Может, оно и хорошо! Говорят, нельзя бить национальные меньшинства. Это неэтично.

Пока все! Целую, родная моя! Хорошая! Люблю очень.

Привет агромадный всем.

Вовка.

5 февраля 1963 года,

Алма-Ата – Москва, Л. Абрамовой

Лапа! Любимая! Если бы ты могла себе представить, где мы живем! Я писал, что в пещере. Нет! Хуже. На высокогорной лыжной базе. Здесь курева нет, воды нет, света нет, телефона нет, снега нет, лыж нет, солнца нет! Ничего нет. Одни горы, туман и одни и те же рожи. Быстро ходить нельзя – задыхаешься, крепко спать нельзя – просыпаешься, много есть нельзя – объедаешься. Черная жуть в клетку. Я все время вижу тебя во сне, и в очертаниях гор, и вообще наяву. И если скоро я тебя не увижу, и сына не увижу – одичаю и приеду варваром. А недавно видел Аркашку во сне (опять во сне). Он говорил стихи и вырос жутко, и был здоров. Самое ужасное, что нет никаких вестей от вас, и я даже не знаю, как пошлю это письмо, – почты здесь тоже нет. Вниз нас не пускают, потому что дороги обледенели и подняться сюда можно только на тягаче, а он и так перегружен, а потом здесь рыскают дикие барсы и козлы, они едят и бодают одиноких мужей и отцов. Нас здесь кормят на убой – 3 раза в день. Не есть нельзя – иначе нечем заниматься, но и много есть – еще хуже. Я катался на лыжах. Падал. Вставал и снова падал. Здесь тренируется сборная Союза по скоростному спуску. Сборная смеялась. Им хорошо – они скоро едут в Австрию, а у нас конца-края не видно, да еще туман. Люсик, ужасно хочу к тебе. Поведения моя – отменная. Мысли мои только о вас. Целую и хочу тебя и к тебе. Привет большой всем.