Читать «Грех и другие рассказы» онлайн - страница 51

— Сам ты кобел, — произнес Вова раздельно.

Вряд ли кто-то еще ждал нас в этом городе, и поэтому мы примостились на ступенях подъезда, расположившись в кружок на корточках: промерзший бетон ступеней был невыносим, даже если куртка стягивалась к заднице.

Вова извлек из куртки кусок колбасы, в треть батона, и ровно разрезанную наполовину буханку хлеба.

Настроение вновь расцвело, и сердце побежало.

Торопясь, мы выпили, передавая бутылку друг другу, порвали хлеб на части, по очереди вгрызлись в колбасную мякоть. Прихваченный с поминок пирожок пригодился.

Загоготали, вперебой говоря всякую ересь, вполне достойную стен этого подъезда.

Заворочался в железном замке ключ, и вышел мужик, общавшийся с Вовой.

Вова сидел к нему спиной и не обернулся — он в ту минуту снова тянул из горла и от такого занятия никогда не отвлекался.

— Может, кружку вам дать? — спросил мужик.

— Запить принеси, — попросил Вова сипло, оторвавшись от бутылки, но так и не обернувшись.

Я пил уже четвертый месяц, и делал это ежедневно.

Дома — там, где обитал я, — жили моя мать и сестра с малым ребенком, разведенка.

Утром я не поднимался, чтобы не столкнуться с матерью, спешившей на работу. Она всегда оставляла мне на столе готовый завтрак, который я не ел. Не умею есть утром с похмелья.

Лежа на кровати, мрачный, с раздавленной головой, я гладил руками свой диван и замечал, что лежу без простыни. И одеяло без пододеяльника.

«Опять обоссался...»

Зажмурившись от дурного, до спазмов в мозгу, стыда, я вспоминал, как ночью меня ворочали мать с сестрою, извлекая из-под меня простынь. А потом, с мягким взмахом, мое пьяное тело спрятали под другое, взамен промокшего, покрывало.

Пролежав час или около того, я выходил из комнаты, примечая, как сестра кормит грудью свое чадо, и быстро прятался в ванной. Там я не мылся, нет, я чистил зубы, с ненавистью, но не без любопытства разглядывая себя в зеркале.

«Вот ведь как ты умеешь, — хотелось сказать. — И ничего тебе... И все тебе ничего».

Это началось в декабре, который был на редкость бесснежным. После того как выпал первый обильный, ноябрьский, липкий снег — все стихло, стаяло, вновь зачернели дороги и торчали гадкие кусты, худые и окривевшие от презрения к самим себе. Утром лужи покрывались коркой, а снега все не было.

Помню, тогда еще сестра вывозила ребенка в коляске, одев его в сто одежек и обернув тремя одеяльцами. Он лежал там, не в силах даже сморщить нос, и дышал хрустким бесснежным морозцем.

Как-то раз я вывозил коляску в подъезд, еще без ребенка, которого, вопреки недовольному кряхтенью, одевала сестра.

Нажав кнопку лифта, я вспомнил, что не взял пустышку, хотя сестра только что говорила о том.

Вернулся в квартиру, схватил соску с кроватки и, выскочив в подъезд, увидел, как незнакомый мне мужик, нагнувшись из раскрывшего двери лифта, быстро рылся в нашей коляске. Он подбрасывал пеленки, ворошился в подушечках и задевал обиженные погремушки.

— Ты что, сука? — спросил я опешившим голосом.

— А чего вы ее тут поставили, — ответил он, ощерившись серыми зубами.