Читать «Новая встреча. Неизданные беседы» онлайн - страница 42

Хорхе Луис Борхес

Поразительно, что сказал это именно он.

Да, потому что сам жил во дворце.

И еще был не кем иным, как императором.

Был императором, а дворец был его обычным местом проживания.

Вспомните: Симона Вейль, которая всегда подчеркивала превосходство греческой культуры над римской, тем не менее делала для Марка Аврелия исключение.

Да, в римской культуре есть некоторая вульгарность; взять, к примеру, несоразмерную огромность Колизея. А образ жизни императоров? Это просто невообразимо! Упадок Греции начался, наверное, с Александра Македонского. Он был буквально отравлен стремлением захватить Азию, Восток; грекам была по душе сама идея империи.

Да, но давайте вернемся к «Мыслям» Марка Аврелия; он говорит о созидании души, стойкой к несчастьям, к соблазнам, способной исполнить свой долг. То есть говорит о стоическом понимании жизни.

В нашей стране единственным поэтом-стоиком был, без сомнения, Альмафуэрте. Его единственного интересовали вопросы этики.

Согласен с вами.

И философия стоиков. Если говорить о Лугонесе — то его прежде всего интересовала форма. У него был барочный стиль, но не было барочного ощущения. Мне думается, Лугонес не был человеком философского склада ума. В нем уживалась некая несогласованность между стилистической сложностью и элементарной простотой содержания.

В известной степени душа аргентинца родственна душе стоика.

Дай Бог, чтоб это было действительно так. На протяжении своей уже весьма долгой жизни я не раз убеждался, что при знакомстве с человеком можно почти сразу ощутить: умный ли он, добрый ли, честный. И это независимо от его слов и поступков; можно ощутить, что человек умный, хотя и говорит он какие-нибудь банальности; человек может изрекать и что-либо умное, а ты чувствуешь, что он — глуп.

То, что вы говорите, чрезвычайно важно!

Может быть; мне уже не раз приходилось говорить, что передача мыслей на расстояние несомненно существует, и происходит она постоянно. Вот, например, человек читает книгу, он может быть абсолютно не согласен с автором, книга может его не заинтересовать, она может казаться ему бездарно написанной, но он все равно ощущает влияние автора, внушает ли тот симпатию либо антипатию, все равно.

Влияет нечто, стоящее за словами.

Полагаю, что да. Вчера я писал предисловие к эссе Атилио Момильяно, посвященное «Неистовому Роланду», в этом эссе говорится: Ариосто внушает симпатию, а не почтение. Я не сомневаюсь: когда Момильяно писал эти слова, он думал о Данте, ибо Данте внушает почтение, а не симпатию. Вот предположим: появись у нас возможность побеседовать с Данте, ведь нам, наверное, хоть немного, но стало бы страшно. И наоборот, нам было бы приятно поговорить с Ариосто или — а почему бы и нет, мы ведь тщеславны, — с Оскаром Уайльдом.