Читать «Том 23. Статьи 1895-1906» онлайн - страница 174

Интеллигент, переписка с которым дала Рубакину материал для статьи, восклицает:

«Друг мой! Я это самое мягкое железо и есть! Но разве я не способен и теперь стать снова магнитом? Ей-богу, способен! Пропусти только живые токи вокруг меня — и сила во мне тотчас явится. Вот Когда я был студентом, этих токов вокруг меня было сколько угодно. Ты думаешь, что теперь, десять лет спустя после университета, я считаю те токи худыми, не выдерживающими критики? Да ничуть. Я верю в их благотворность и силу по-прежнему. Ни в одном пункте своих убеждений я не раскаялся и не изменил им. Я только размагнитился, иначе сказать — настроение потерял.»

В этих словах немало правды, но… ещё больше — лжи. Сознательно или бессознательно лжёт человек, в данном случае — неважно. Важно — где он лжёт? Я слышу эту ложь в словах: «Пропусти только живые токи вокруг меня — и сила во мне явится». Увы, живые токи в жизни работают и намагничивают сталь, но сила в «размагниченном» интеллигенте не явилась, — он сидит в месте тёплом, в месте уютном, окружённый милыми детками, и, разглядывая живые токи, творящие жизнь, сытенький и хитренький, скептически критикует их.

«Это всё не то! — говорит он. — Это не так как-то… это, кажется, марксизм или декадентство… а может быть, ницшеанство, но только совсем не то…»

Очень вероятно, что в глубине души он прекрасно понимает, что «это» и есть именно «то». Но он продолжает сугубо лгать, ибо — сила в нём явиться не может. Его — мягкое железо — разъела ржавчина, и он живёт спокойно… «применительно к подлости». В благотворность и силу своих старых убеждений он — не верит, ибо верить — значит и жить по вере твоей. Но он в них не раскаялся, это верно. Они, убеждения, при нём — только спрятались подальше. По праздникам, в кругу друзей, он вытаскивает их и надевает на себя, как перчатки, галстух, как праздничное платье. Надевает и — кричит, с пафосом кричит, лживо и пошло. На самом-то деле, по душе своей он — если бы хватило у него искренности — должен обеими руками подписаться под этой, приведённой в статье Рубакина, «песенкой размагниченного интеллигента»:

Я каждый день читаю, К чему — не понимаю! Я также не могу понять, Зачем хочу я ночью спать. Я каждый день хожу-сижу И цели в том не нахожу; Мне ничего не надо — Ни рая и ни ада. Противны мне до смерти И ангелы и черти. Гоню я прочь в три шеи И чувства и идеи. Мне б смерти не хотелось, Но жизнь — весьма приелась. Я, право, сам не знаю — Живу иль умираю…

«Песня эта, — говорит Рубакин, и с ним нельзя не согласиться, — так характерна, что господа «размагниченные интеллигенты», которых и в столицах и в провинциях не мало, должны бы переложить её на музыку и распевать хором в клубах, за картами, даже на службе». Эта песнь — нечто вроде заупокойного гимна о человеке, умершем гражданской смертью, и она вызывает желание сказать этому человеку: «Умирай скорее и физически, ибо «всё, что мог, ты уже совершил», ни на что больше не годен, никому не нужен, умирай».