Читать «Все дальше и дальше!» онлайн - страница 28

В аэропорту Майами я купил номер не то «Тайма», не то «Ньюсуика», сейчас уже не помню точно, и прочел там маленькую статью, в которой была затронута отнюдь не маленькая проблема. Называлась она «Слишком холодный курорт». Речь шла о том, что многие американцы в старости живут за счет процентов с помещенного в банк или в акции капитала, который копили всю свою жизнь. Однако ежегодный рост цен настолько стремителен, что существовать на проценты становится невозможно, и старики часто вынуждены проживать основной капитал. Поэтому, сидя на жарких курортах, они постоянно ощущают холодок тревоги, не зная, что ждет их завтра. Статья была написана в очень резком тоне. Испугавшись чудовищной картины — огромного скопления стариков, заполонивших Майами-Бич, — я думал только о том, чтобы поскорее оттуда уехать, и, кажется, главного в этом городе не увидел и не понял.

Ведь и в моем теле уже чувствуются возрастные изменения — в спине, правом плече. Мне следовало бы писать не «старики», а «мои старшие сверстники». Майами — курорт теплый, но холод там пробирает до костей. Как говорится, комментарии излишни. Рушатся планы, на осуществление которых ушла вся жизнь: кажется, вот он, берег, совсем близко, и можно успокоиться, сбавить темп, но то был, оказывается, не свет маяка, а мираж. Это напоминает плавание без компаса по бурному морю. Те старики, что, стараясь выглядеть бодрыми и здоровыми, таскали чемоданы постояльцев в отелях Майами, наверное, считали, что они уже у райских врат. Но прежде чем пришел их черед переправляться на ту сторону реки жизни, их сбережения иссякли, им пришлось снова пристать к этому берегу и опять гнуть хребет, чтобы свести концы с концами. Инфляция в современном мире — явление настолько сложное, обусловленное таким комплексом факторов, что усилиями одной страны, одного народа с ней не справиться. Бешеный рост цен среднему обывателю представляется необузданным зверем. В том возрасте, когда нет уже ни физических, ни нравственных сил противостоять этой катастрофе, что остается тогда делать человеку? Ничего. Сидеть под солнцем на прохладном вечернем пляже, глядеть вдаль, за горизонт, и вспоминать минувшие дни.

Опечаленным и расстроенным прилетел я в Новый Орлеан. Остановились мы в отеле, расположенном в начале Бурбон-стрит. Проспав в номере до самого вечера, я вышел на улицу. От устья Миссисипи и Мексиканского залива веяло влажной духотой. Нью-Орлеан в основном состоит из тесно сгрудившихся многоэтажных зданий, на такой город раз взглянешь и никогда его больше не вспомнишь. Но когда я, влекомый толпой туристов, дошел до тесных улочек старого европейского квартала, облик Нового Орлеана изменился до неузнаваемости. Кругом стояли сплошь двухэтажные дома с причудливыми арабесками железных балюстрад, а когда я заглянул в уличное кафе, то обнаружил, что оно расположено в испанском дворике с зарослями тропических растений и бронзовым фонтаном посередине. По обе стороны улицы тянулись магазинчики, торгующие майками, порнокинотеатры, секс-театры, сувенирные лавки, закусочные, рестораны, дискотеки, залы современной, народной и джазовой музыки, диксиленды и забегаловки, забегаловки, забегаловки. Все заведения имели довольно грязный и обшарпанный вид, несмотря на яркое сияние неоновых огней, но в целом за этой картиной проглядывала какая-то отчаянная веселость, простота, блеск и кутерьма, суматошность и изыск, стон отчаяния и крик восторга, бьющая ключом жизненная сила и душевный надлом, свет и тьма, нестройный шум и праздничный гам. Огромный котел, в котором бурлит пестрое варево. Разомлевшие от душного, липкого, как сироп, воздуха посетители, словно под воздействием электрического заряда оживают, начинают громко разговаривать, жестикулировать. Они обливаются потом, но лица их светлеют, а глаза загораются.