Читать «Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945» онлайн - страница 50
Ольга Тимофеевна Голубева-Терес
Мы знали, что даром Жене это не пройдет. Командир была строга. Лихачества не терпела и не прощала никогда. Мы и сами недоумевали, что заставило Женю выделывать такие фортели. Но тут увидели привязанную к плоскости самолета елку.
– Елка!.. Елка!.. Ур-р-ра-а-а! – Все побежали на аэродром.
Женя зарулила машину на стоянку, выключила мотор и, подтянувшись на руках, резко выпрыгнула из кабины на плоскость.
Девчата отвязывали елку, с наслаждением вдыхая ее смолистый запах, гладили иголки и даже брали их в рот, ощущая вязкий и горький вкус. Это можно было понять. На Тамани, где мы стояли, не только елок – маленьких кустиков не было.
– Кто елку прислал, Жек? – спросила я. – Командир дивизии?
– Ха! – искоса взглянув на меня, отозвалась Женя. – Командир прислал не елку, а боевую задачу.
– Ну да!..
– Правда. Идя навстречу пожеланиям трудящихся…
– Всю ночь?
– Не знаю. Пакет закрыт.
– Где елку достала?
– Секрет фирмы.
Пока все суетились вокруг елки, Женя возилась во второй кабине, что-то отвязывала там. Наконец вытянула огромный бидон и подала в протянутые руки.
– Осторожно, не пролейте!
– Самогон?! – насторожился пожилой солдат из батальона аэродромного обслуживания.
– Мо-ло-ко! – по слогам торжественно протянула Женя, и все расхохотались.
Мы забыли даже запах и вкус молока. Мы только мечтали о нем, белом, как утренний снег, молоке – теплом, пенистом, парном. И вот оно!
Женя – удивительный человек, выдумщица отчаянная. Помню, как незадолго до Нового года мы возвращались с ней утром с последнего вылета. Мы шли над самой землей, едва не касаясь ее колесами. Такой полет называется бреющим, наверное, потому, что прикрепи большое лезвие к колесам, и мы, вероятно, начисто срезали бы по пути все: и мелкий кустарник, и остаток прошлогодней травы, и верхний тонкий слой снежного покрова…
Жигуленко любила такой полет. В нем особенно полно ощущается скорость и власть над машиной. Перед глазами у меня все мелькало. Нигде скорость полета не ощущается так, как на бреющем. Это оттого, что человек субъективно судит о скорости своего движения не столько по линейному, сколько по угловому перемещению окружающих предметов. Даже при весьма скромной скорости По-2 набегающая под самолет земля сливается в сплошную пелену. Управлять машиной при этом надо точно: случайное снижение, хотя бы на несколько метров, грозит катастрофой. На бреющем воочию убеждаешься, какая неровная поверхность нашей планеты. Лес сменяется озером, озеро – болотом, болото – снова лесом. То возникает пригорок, то овраг, то отдельно растущее дерево. Самолет летит по сложной волнистой траектории, педантично повторяющей капризы рельефа местности. Запросто можно ткнуться в какое-нибудь наземное препятствие. Мы избирали такую, почти нулевую, высоту полета по утрам, когда существовала опасность встречи с фашистским истребителем.
От непрерывного мелькания предметов, сливающихся в единый пестрый покров, от монотонного гудения мотора меня клонило в сон. Но с Женей не уснешь.
– Эй-ей! – лихо покрикивала она, как ямщик, погоняя лошадей. – Родимая-я-я!..