Читать «Любовь Полищук. Безумство храброй» онлайн - страница 121

Варлен Львович Стронгин

– Ну и что? – удивилась Люба. – Была ресторанной певичкой. Пела на потребу пьяной публики.

– Не совсем так, ее опекал Собинов, «Курским жаворонком» называл Шаляпин, – возразил я и достал книгу воспоминаний самой Плевицкой.

«В зале обычно шумели. Но когда на занавес выбрасывали аншлаг с моим именем, зал смолкал. И было страшно мне, когда я выходила на сцену: передо мною стояли столы, за которыми вокруг бутылок теснились люди. Бутылок выпито немало, а в зале страшная тишина. Чего притихли? Ведь только что передо мною талантливая артистка, красавица, пела очень веселые игривые песни, и в зале было шумно. А я хочу петь совсем невеселую песню. И они про то знают и ждут… Помню, как-то за первым столом, у самой сцены, сидел старый купец, борода в серебре. Когда я запела «Тихо тащится лошадка, по пути бредет, гроб рогожею покрытый на санях везет…», старик смотрел на меня и вдруг, точно рассердясь, отвернулся. Я подумала, что не нравится старому купцу моя песня, он пришел сюда повеселиться, а слышит печаль. Но купец повернул снова к сцене лицо, и я увидела, как по широкой бороде, по серебру, текут обильные слезы. Заканчивала, я помню еще, свой номер «Ухарь-купец» и в конце, под бурный темп, махнув рукой, уходила я за кулисы в горестной пляске, и вдруг слышу из публики, среди рукоплесканий:

– Народная печальница плясать не смеет!

Люба задумалась, наморщив лоб:

– Так что же, она после этого весь вечер на сцене только грустила?

– Почему же? Нет. Но свою печальную песню исполняла обязательно. Ведь в жизни и былой, и нашей еще немало горестного.

– Понимаю, теперь понимаю, – сказала Люба: – почему ты в своем вечере смеха исполнял драматический монолог «Берегите шутов» о Райкине и Высоцком и философский «Монолог Моны Лизы» о силе и спасительности иронии. Номера без единой репризы. А аплодировали тебе больше, чем после самого смешного номера. «Народная печальница» – красивое звание. И… И кажется, выше, чем Народная артистка. Я с юмора начинала. Но чувствовала, что «не дохожу» до сердца зрителей. Смешу и только. В основном поэтому и ушла с эстрады. В театре все куда серьезнее. Есть над чем подумать зрителю, и посмеяться, и погрустить, и даже всплакнуть. Я завидую Плевицкой. Какое великое звание заслужила – Народная печальница!

Я потом не раз вспоминал этот наш с Любой разговор, слыша в ее театральной и кино игре искренние нотки грусти. Ведь даже в фильме «Интердевочка» за внешней бравадой ее разгульной героини проскальзывала грусть о своем незавидном положении, крутое недовольство жизнью. И даже в своем последнем фильме «Моя прекрасная няня», играя мать героини, будучи тяжелобольной, сквозь смех у нее пробивается переживание о том, что ее красивая и умная дочь не столько занимается детьми, сколько долго и трудно, а порою, хоть и смешно, но унизительно, добивается любви шоу бизнесмена. Как героя нашего времени.

Грусть и печаль – явления общемировые и совсем не случайно Люба, как истинно народная печальница, получила приз за лучшую женскую роль на международном кинофестивале.