Читать «Гугенот» онлайн - страница 142

Андрей Хуснутдинов

— Клуш, привет, — сказал Харитон Савелич и довольно захохотал.

Было не ясно, обращение это по имени или по прозвищу, но слово «клуша» как нельзя кстати подходило к сонному одутловатому лицу женщины, к ее шинели, неторопливой гусиной поступи и даже к ее ведру. На приветствие Харитона Савелича женщина только махнула рукой, выплюнула окурок и скрылась в доме. Харитон Савелич опять хохотнул, засеменил следом и, обернувшись, подмигнул Подорогину.

В доме, еще не отошедшем от ремонта, захламленном нездешними вещами, Подорогин сразу потерял своего провожатого. Заблудившись, он сел наугад на диване в просторной комнате с тиснеными обоями. Это, вероятно, была будущая столовая. В углу горел торшер без абажура. Трюмо на полке неотделанного камина слепло под слоем известковых брызг. Трехэтажный буфет прикрывался прозрачной пластиковой шторой. Из середины лепного потолка росла небольшая, убранная холстиной, как южный куст на зиму, люстра, а в метре под ней, точно перевернутое небо, мерцала полированная плоскость обеденного стола. Глухой хохот Харитона Савелича и смешливый голос Клуши доносились откуда-то снизу, из подвала. Подорогин недолго прислушивался к ним, потом, задремав, увидел жалкий короткий сон о том, как голая Клуша протягивает ему помойное ведро, и как, заглядывая в это ведро, он обнаруживает маузер с глушителем и громыхающее по дну обручальное кольцо. Наконец, будто заранее зная, где он мог притулиться в незнакомом доме, в столовую ввалился Харитон Савелич с горой всяческой снеди. Из промасленных газетных свертков торчали жареные куриные ноги, колбасные початки, выпирали виноградные грозди и похожие на крокодильи рыла соленые огурцы. Было забавно и даже страшно смотреть, как жонглерски справляется с этой распадающейся ношей водитель, от которого уже вовсю разит спиртным. Подорогин было бросился помогать, но Харитон Савелич, свалив свертки на стол, осадил его категорическим жестом, облизал с ладоней жир, посмотрел в потолок и гаркнул во весь голос, побагровев шеей:

— Мать твою через седло — Клуша!

Издалека, за несколько комнат, был замечательно слышен негромкий рассудительный ответ Клуши: «Да пошел бы ты, черт, на хуй», — а потом в столовую будто вошла не она — зардевшаяся, со склоненной головой и смущенной улыбкой школьницы, которую попросили рассказать стихотворение. Подорогин даже поморгал. Клуша встала у порога и, пряча глаза и руки, переминалась с пяток на носки. На ней был длинный, в горошек, ситцевый сарафан, надетый поверх дырявого пуловера, на полной груди поблескивали щербатые стеклярусные бусы.

— Где? — требовательно сказал Харитон Савелич, разворачивая свертки.

Клуша достала из-за спины двухлитровую бутылку «Абсолюта», поставила ее на стол, села в зачехленное кресло возле буфета и поджала колени. Харитон Савелич опять облизал ладони, откупорил и понюхал бутылку, алчно разлил водку, не глядя раздал стаканы и продолжил разворачивать свертки. Подорогин тоже понюхал водку и, встретив восторженный взгляд Клуши, сонно улыбнулся ей.