Читать «Золотые кони» онлайн - страница 42

Запомнила ли ты особенный лесной рокот, составленный из несметного числа негромких звуков? Он неповторим! Шуршание белки, удобно устроившейся на развилке; стук красногрудого дятла, переговоры ворон, рассевшихся на голом дубе; повизгивание лисицы из норы под корнями, ворчание еще не уснувшего медведя из его берлоги; уханье совы и терпкий крик сипухи; фырканье оленя и прерывистое дыхание хищника.

Днем все эти звуки затихают, гасятся. Но, едва солнце скроется за верхушками деревьев, лес снова оживает, Он тянется к Эпониаку тысячами рук. Дневной свет гаснет, звуки усиливаются. Жалобы ветра, крики торжества и ненависти, треск ветвей, вздохи невидимого зверя — вот основные мелодии лесной музыки. Луна струит свой свет на ленты тумана в низинах, угнетая наше и без того пугливое воображение. В человеке оживают все его суеверия, он забывает о своих ничтожных ссорах, ощущает необходимость собраться в кругу своих перед очагом, послушать их теплые голоса. Природа возвращает человеку самого себя, У кого были неотложные дела снаружи, тот бросает их и прячется в хижине, ведь в темноте в любую минуту могут зажечься глаза чудовища. Собаки внезапно настораживают уши: то стадо оленей промчится через поляну, то когти волка лязгнут по ледяной земле. А иногда смертельно раненный хищник приползет к самым дверям в последней отчаянной попытке выжить, надеясь обрести у человека заступничество. Жутко кричат ночные птицы, заставляя нас содрогаться при каждом этом протяжном призыве. Старики начинают шептать слова заклинаний.

— Не к добру это, — говорят они. — Они зовут человеческие души.

В безветренную ночь через щели в дома просачиваются волнующие, ядовитые ночные запахи, порождаемые гниющими корнями и торфом, они стекаются с холмов; гниение и жизнь есть одно следствие другого.

Я сознательно не тороплюсь с описанием первых дней здесь…

Так вот: передо мной дорога к лесному городу, которая пробивается через заросли елей. Дорога, хорошо накатанная, но местами разбитая, нигде не придерживается прямой линии; она подстраивается под контур пейзажа: идет у подножья холмов, избегает болотистых понижений, но очень охотно приближается к озерам, тянется вдоль ручьев. Странным образом все же притягивает человека вода…

Вчерашние узники, мы едем сквозь ветви елей в повозке, запряженной бодрой лошадью. Над головами — голубой просвет. Повозка кренится, и мы толкаем друг друга. Арверн всю дорогу поет. Аквитен о чем-то раздумывает, закрыв глаза, обхватив колени руками. Парисий спорит с возничим. Нервий закусывает сыром и куском хлеба, в задумчивости медленно жует, отчего похож на бычка. Котус грызет по привычке ногти. Я же на время отбросил тяжелые думы, смотрю по сторонам, и мне кажется, что я уже когда-то проходил по этим местам. Я чувствую себя, точно рыба, вернувшаяся к родному берегу из далекого плавания. Морозный воздух пощипывает мои щеки и кончик носа. Я с наслаждением вдыхаю его, как когда-то, в разгар пира у банкира Красса, я оставлял обжирающихся гостей и выходил в перистилий, чтобы вдохнуть свежего воздуха, ощутить прохладу ясной ночи.