Читать «Воспоминания об Ильиче» онлайн - страница 66

Очень интересовался начавшим выходить в 1897 г. под редакцией Струве марксистским журналом. В письме от 18 мая В. И. спрашивает меня, не знаю ли я что-нибудь о «распре» с редакцией золотопромышленника и К⁰. Это означает несогласие, возникшее между редакцией «Нового слова» со Струве во главе и редакцией «Самарского вестника» — Масловым и К⁰. Несогласие это, описанное в воспоминаниях Маслова, возникло по поводу мартовской книжки «Нового слова», первой под редакцией Струве и Туган-Барановского. Самаровестниковцы обвиняли «Новое слово» в сочувственном отношении к буржуазии, к либералам. Владимир Ильич и Федосеев встали тогда на сторону «Нового слова», в защиту которого писали Маслову и К⁰. Об одном из писем Влад. Ильича к нему Маслов говорит, что оно было написано в боевом тоне и кончалось словами: «Если вы хотите войны, то пусть будет война». Переписка эта, по словам того же Маслова, продолжалась до зимы 1897 г., до закрытия «Нового слова». Подробно говорить здесь об этом не место, но я также помню очень хорошо, что Владимир Ильич был тогда всецело на стороне «Нового слова», книжку которого (очевидно, мартовскую) «читал с громадным удовольствием» (см. письмо от 5 апреля).

Относительно своей «Шуши» Владимир Ильич неоднократно писал матери, что он ею доволен, что «Тесь», куда одно время мать — имея в виду общество товарищей, семейный дом Кржижановских — желала, чтобы он перевелся, и в смысле природы, и в других отношениях хуже Шушенского. В письме от 12 октября Ильич рассказывает о своей поездке в Минусинск: изредка ссыльным разрешалось поехать в город за покупками, полечиться. «Два дня, проведенные в Минусинске, прошли в беготне по лавкам, в посещении знакомых». И он перечисляет политиков, которые жили в то время в Минусинске и которых было довольно много — большинство народовольцы. «Повидал их почти всех, — пишет он дальше, — наиболее близкий мне Райчин, — товарищ по направлению. Думаю, что в зиму удастся еще раз съездить. Такие временные наезды, пожалуй, даже лучше, чем жизнь в Минусинске, который меня не тянет. Я вполне освоился с Шушей, с зимовкой здесь, о переводе не хлопочу и тебе не советую хлопотать».

Переписка конца 1897 г. была омрачена новой бедой в нашей семье — арестом брата Дмитрия. В. И. не раз высказывает в письмах, что, наверно, Митю скоро выпустят, что ведь не за что держать его долго ². И это не только для успокоения матери. Действительно, была группа молодежи, читавшая Маркса и только приступавшая к занятиям с рабочими, но зубатовские ищейки поспешили создать дело, и хотя закончилось все высылкой из Москвы в разные пункты, но продержали студентов девять месяцев, при гораздо худших условиях заключения, чем в Петербурге, — при полном запрете передач съестного, при страшно скупом и произвольном разрешении книг, при двух только, да и то за решеткой, свиданиях в месяц. Мать мою, не отдохнувшую еще от предыдущего несчастья, заключение брата Дмитрия измучило особенно, так как здоровый и жизнерадостный юноша страшно томился от отсутствия воздуха и движения, и мать, перед глазами которой стоял все время пример сошедшего безнадежно с ума Запорожца в московской тюрьме, трепетала за такую же участь для брата.