Читать «Двуликий любовник» онлайн - страница 20

10

Они пригласили Серафина пообедать в кафе на улице Сант-Пау. Заказали спагетти и салат. Кушот откупорил пыльную бутылку «Риохи», а Марес снова заговорил о своих ночных кошмарах и хитром андалусийце с длинными бакенбардами и зелеными глазами, о своем втором «я». «Он хочет соблазнить Норму, — повторял он, задумчиво покачивая головой, — он ужасно давит на меня».

— Не спорь с ним, — посоветовал Кушот. — Инте­ресно, на чем вы порешите?

— А правда, что твоей бывшей жене нравятся цыга­не? — спросил Серафин, — что она путалась с гитари­стами и танцорами?

— Кто тебе это сказал?

— Вот он, — горбун указал на Кушота. — Так это правда или нет?

— Верно, — ответил Марес сквозь зубы. — По ней не скажешь, она ведь вся из себя такая аристократка и чистоплюйка каталонская. Сейчас, чтобы это скрыть, она путается с одним социолингвистом-сепаратистом.

— Социо... что?

— Такая серьезная и рассудительная, — продолжал Марес дрожащим голосом, отодвигая от себя тарелку спагетти, к которым он так и не притронулся. — Ведет такую вот двойную жизнь.

Марес залпом выпил стакан вина и наполнил дру­гой. Взгляд его упал на грязную стойку бара: в конце нее, развалившись на высоком табурете, ему улыбался, поглядывая из-под закрывающего лоб бинта, весьма колоритный чарнего. В руке странный тип держал бу­дильник. Бинт на правом виске был пропитан кровью. Ни шляпы, ни перчаток, зато все тот же старомодный костюм в полоску.

— Господи, совсем я плох, — вздрогнул Марес, — вот уже и сны наяву.

Он осушил еще один стакан вина и снова взглянул на стойку: за ней по-прежнему, улыбаясь, сидел Фанека.

— Что это у тебя на лбу? — спросил Серафин, указы­вая на ссадину над бровью. — Об аккордеон, что ли, ударился?

— Какой аккордеон, к чертям собачим! Я же сказал, что ночью бросил ему в голову будильник.

— Но ведь тогда это у него должна быть ссадина, а не у тебя, — возразил Кушот.

— Да ведь он — это я, идиот! — запальчиво восклик­нул Марес.

Серафин, вытирая кусочком хлеба тарелку, задум­чиво покачал головой:

— Треснулся небось башкой об угол и ни черта не помнишь. Ну ты и фрукт, Марес.

Когда они уже пили кофе и Серафин расхваливал прелести своей кузины, привидение у стойки внезап­но испарилось.

Горбун остался на Рамбле продавать лотерейные билеты, а они вернулись на площадь перед Кафедраль­ным собором. Марес беззаботно играл сарданы, моне­ты исправно падали, но внезапно сарданы оборвались и снова зазвучали романтичные болеро: сперва «Ста­рый Лиссабон», а затем «В дорогу». Полненькая сеньо­ра с голубыми, как у куклы, волосами задумчиво улыб­нулась и бросила к ногам Мареса монету в двадцать ду­ро. Аккордеон волнами ходил на его груди, и Маресу почему-то вспомнилась Ольга, добродушная и щедрая шлюха, которая пригласила поужинать своего горба­того кузена, чтобы он не чувствовал себя таким одино­ким. Прохожих не было, и Марес прислушался к бол­товне Кушота, который, сидя на своем складном стуль­чике, с головой ушел в рисование. Он болтал что-то там о теле любимого человека. Образ тела память хра­нит спустя многие годы: уже почти забыты очертания, но по-прежнему живет мягкое свечение кожи, ее тепло и цвет. И именно его, это самое свечение, он, Кушот, всегда хотел передать и не мог.