Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 78

Сергей Милич Рафальский

Раз, когда боярин, припоздав в безуспешной погоне за сохатым и, как водится, потеряв свиту, возвращался домой — у впадавшего в глубоченное озеро ручья увидел он голую девку. Она чесала зеленые волосы и смеялась таким смехом, что охотник слез с бунтующей, храпящей и мгновенно покрывшейся пеной лошади и пошел к ручью. Через три дня верные холопы нашли его по седой бороде, как пук сухой травы торчавшей из бездонной трясины.

Старый стольник не был ни первым, ни последним. Многих и многих водила, кружила, пугала, сводила с ума и топила лесная нежить. Если верить мужикам, над всем Бором стоял хозяином старый Леший, ему подчинялись квартальные лешаки и непросчетная сила околоточных лешачат и ведали они всем: и болотняками, и водяницами, шушугами, и шишигами, и ауками, и гуками.

Насупротив лешего сидела в своей избушке Баба-Яга. Кащея бессмертного в Бору не было, т. е. — «в те поры» он значился, но выбыл неизвестно куда…

Как же продать такой Бор! Однако предложения бывали. Сосед Владимир Ильич Голотяпов, начитавшийся Гегеля и Конта, помешавшийся на проблеме всеобщего счастья и естественно — по господину Жан-Жаку Руссо — состояния, мечтал на месте Бора распланировать Земной Рай и за ценой не постоял бы. Но Барин всегда отказывал наотрез, хотя не без огорчения и соблазна… И в самом деле: на что ему сдался этот Бор? Телом родившийся вблизи трепетных осин родных болот — душой он пребывал то под Савойскими елями, то под пальмами английской набережной Ниццы. Вот наступит бархатный сезон, деньги будут очень нужны, а все управляющие уже давно выдали все, что могли и что хотели. Кроме Бора продавать нечего…

Язва только в том, что о продаже заговорила Марго — похоже, что за спиной благодетеля она уже сговорилась обо всем с Голотяповым, рыжая сука! Недаром плешивый философ, делая вид, что постельным не интересуется, исподтишка осматривал Марго, местами весьма настойчиво.

И ревность Барина стала на дыбы.

— Нет! — сказал он сухо и гордо вышел из комнаты, стараясь не глядеть на презрительно повернувшуюся к нему румяную голь холеных ягодиц…

Однако любой камень долбит упрямая капля.

Через неделю — глубокой ночью — допущенный, наконец, к пределам желанного и выдохшийся на крутых поворотах любовных ухищрений, как замотавшийся на полуденной охоте и высунувший язык лягаш, Барин, обнимая вздрагивающей рукой вялую, с крупным коричневым соском грудь все еще не вышедшей из деланного экстаза француженки — сказал наконец роковое слово…

Что Николин Бор продается, мужики узнали от горничной Пашки, тоже рыжей и отчаянно бедрястой шалопуги. Марго по профессиональной линии настолько сдружилась с ней, что в былые годы, когда почему-либо хотела отдохнуть, подсовывала Пашку Барину, который тогда еще был довольно свеж и боек. Последние господские новости Пашка рассказала подошедшей с ягодами бобылке Маланье, а та, как сорока, затрещала по всему селу. Заработал мужицкий телеграф (нищий, инвалид турецкой войны Пафнутьич) — и скоро во всех деревнях вокруг обреченного Бора только и разговоров было, что о его судьбе. Старики (известно — старики!) ахали и охали: вся жизнь их прошла у этих дремучих, полузапретных для них чащ и страшно менять судьбу на пороге могилы… Молодые (известно — молодые!) радовались, очертя голову. Самые большие пессимисты твердили: «Хужа ня будя!» и лихо сплевывали в деликатную по отношению к собеседнику сторону. Другие ждали, что лес начнут рубить, появятся заработки, новые — городские вещи и новые люди… Жизнь станет легче и веселей. Нашлись и такие, что вспомнили старые, былинные — народные права: все де, что само собой на Матери Сухой Земле находится и произрастает — мирское и никому не полагается его заграбастывать только под себя. Их слушали без возражений и расходились нагруженные тем тяжелым мужицким молчанием, в котором не трудно было угадать ответ… Права-то права, но до Бога высоко, до Царя — далеко, кто палку взял — тот и капрал…