Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 76

И даже на чтении нукиных детей ему порой не удавалось пойти дальше названия: председательствующий решительно лишал его слова.

И сейчас по лицу Ивана Ивановича было видно, что он весь насторожился и даже гадает: в каком месте предстоящего рассказа взорвется неизбежная бомба.

Емельян Степанович звонко отхлебнул с чайной ложечки, откашлялся и, раскрывая аккуратную рукопись с большими полями для отметок, мрачно произнес: «Николин бор»!

— Что? — забеспокоился, недослышав, Иван Иванович.

Емельян Степанович вызывающе посмотрел на председателя:

— Я говорю: «Николин бор» — название.

— А! — извините, пожалуйста.

И Емельян Степанович стал читать.

11. «Николин бор»

(русская сказка)

Всем, кто видел «небо в алмазах».

«Пошель вон!»

И крепкий ноготь большого пальца, исковерканный тесной обувью, смуглой ноги почти оцарапал Барину щеку.

«Марго!» — присев на собственные пятки, заскулил на коленях взыскатель.

«Пошель вон, больван!»

Без лифа и рубашки, сверкая рыжими подмышками закинутых на голову рук, она не переставала прицеливаться поднятой ногой в нос наседающего Барина и запросто зияла обнажением таких бесстыдств, что несчастный захныкал в изнеможении бессильных вожделений.

— Марго! Ведьма! Чего же ты хочешь, наконец?

Десять лет тому назад она принесла ему утренний кофе в номер дорогого Савойского отеля. После «родных осин» острым и щегольским показался Барину ее крахмальный передничек в соединении с парижскими туфлями и чулками, подкрашенными губами и слегка рыжеющей отлично сделанной прической. Дитя горной деревни была она тогда тоненькой и крепкой, чуть-чуть подсушенной, как лесная земляника на полуденном склоне. На смуглом лице над вульгарным чувственным ртом патрициански горбился настоящий римский нос…

И воображение Барина заиграло.

Ему чудился римский легат в кожаном, с круглыми медными бляхами, панцыре и перед ним, на турьей шкуре походного шатра, рыжая галльская пленница: вот оттуда и пошел, безусловно, этот удивительный нос…

В ленивом быту Захудаевки, от безделья и усиленного питания (ела она, как косарь после трудового дня), Марго стало разносить. На подкожном жирке слиняла патина ее альпийского загара, так что, когда порой от скуки она повязывалась пестрым платком и шевелила округлостями под обтянутым сарафаном, получалось — ни дать, ни взять — купецкая дочь или поповна, с цыганской кровью в роду. И только нос над почти славянскими мясами горбился с патрицианским изыском, и потрясенный Барин сдавался без всяких. Как будто сам вышеупомянутый легат, одну руку положив на рукоятку короткого меча, другой показывал большим пальцем вниз: Vae victis.

Медь классической латыни отзывалась в Барине переживаниями двойственными: с одной стороны, скучной памятью толкователя «Галльских войн» Андрея Ивановича Бублика, на уроках которого даже сам лектор впадал порой в наркотический сон, с другой — сиянием древней цивилизации, блеском мирового Города и Государства, тем республиканско-цезарским патентом на благородство, которого так не хватало родным черноземам.