Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 61

Сергей Милич Рафальский

— Молодой человек! Какими ветрами? Я вас до сих пор ни разу не видел на наших докладах.

— Работал, Лаврентий Ефремович! Собраться трудно.

— А теперь что ж? В национальную лотерею выиграли?

— Да нет, Лаврентий Ефремович — место потерял… Второй месяц на «шомаже».

— Что так?

— Заказов стало меньше, и хозяин, вдруг почувствовав голос крови, уехал в Палестину.

— Плохо… Есть что-нибудь на примете?

— Пока ничего определенного… Однако обещают… Кстати, Лаврентий Ефремович, вы вот, как апостол Петр — всегда, так сказать, при вратах — скажите, пожалуйста, не заходил ли сегодня на доклад такой высокий тощий брюнет с проседью, большим портфелем и в сером пальто?

— А как по фамилии-то?

— Секирин…

— Иван Матвееевич?

— Он самый. А вы его знаете?

— Господи! Корнета Секирина не знать! Он командовал карательным отрядом в нашем уезде. И, можно сказать, прогремел.

— Вот не подумал бы!

— Вы, дорогуша, эмигрант сравнительно поздний — во время белого движения почти под столом ходили, и нет ничего удивительного, что вы не знаете… Как же, как же! Такие порки задавал, что мужичкам небо в овчинку казалось. Раз даже попал под суд «за превышение»… Три дня мариновал пейзан на леднике, пока те всех большевичков не выдали. Однако суд его оправдал, потому что в остальном — безупречен: не грабил, взяток не брал и вообще монархист до кончиков ногтей. Вот только в церкви мало прилежен, а наукой, вроде вас, — совсем не интересуется. Так что, насколько мне не изменило зрение, могу поручиться, что сегодня он сюда не заходил…

6. Мысли и факты

Выйдя на улицу, Александр Петрович посмотрел на часы. (Свои вчера заложил.) Без четверти пять… Ехать на дом к Секирину рано… Иван Матвеевич уходил из конторы после шести и вдобавок засиживался в кафе — «с клиентами» — как объясняла любопытным добрейшая Лидия Васильевна.

Чтобы убить время, Александр Петрович решил заглянуть в излюбленный Секириным «Куполь» и, сойдя в метро — быть может, под влиянием душных и каких-то потусторонних подвалов — весь наполнился ощущением общей безвыходности и своей, и вообще мировой жизни. Тридцать лет бесконечной канители и впереди такое, что и заглядывать противно. Хотелось не то пожаловаться маме, не то дать кому-то по морде, не то влезть на автомат для шоколадок и оттуда призывать всех к покаянию и братской любвеобильной жизни.

Александр Петрович очень не любил быть безработным. Его изводило все: и то, что вполне здоровый, средних лет мужчина, вдруг впадал в какую-то беспомощность, вроде как в изнурительную и постыдную болезнь, и то, что все ему сочувствуют, но задние мысли ползают по дружелюбным лицам, словно мухи по оконному стеклу — дескать: «не был бы обалдуем — не околачивался бы без работы» или еще хуже: „знаем мы таких! Какая там работа, раз пособие лентяям платят!» А дешевые советы сыплются, как из рога изобилия, а за ними следуют обиды, если их не послушаешь, или, послушав, ничего не доспеешь… А потом надо, как проститутке по тротуару, мотаться по возможным работодателям, предлагаться и на то, чего иногда и в зуб ногой не понимаешь. Причем одни отказывают просто — без выражения, другие «с интонацинй», а третьи и с откровенной грубостью. И то же самое происходит и с чиновниками на разных записях, отметках и получках.