Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 45

Ну, напишешь, а что же дальше?

Если писать только для себя, то лучше этого не делать.

Что же касается издания написанного, — то на этом тернистом пути не погибает только тот, у кого, во-первых, протекция, во-вторых — твердо выраженная «генеральная линия», которая, как известно, с той стороны железного занавеса — строго одна, а с этой — меняется с каждым редактором еще уцелевшего издания. И даже у одного и того же зависит от погоды и пищеварения.

Самое простое издать на собственный счет, подковав отчасти и добрых знакомых. Если же нет ни собственного счета, ни добрых знакомых — писать тоже не стоит, потому что самиздата в эмиграции нет.

Официальная же печать свой положительный плюс поместила в дореволюционном прошлом, которое у многих было, действительно, уютным. Если вернуться в него дорог нет — то хоть вспомнить (и помечтать) приятно. Так же, как и о падении большевиков, которое обещается со дня на день.

Поэтому эмигрантский читатель любит свою официальную печать и изредка выправляет ее робкие уклоны в действительность сердитыми письмами в редакцию.

Но и это еще не все. Мало издать мемуары на собственные деньги — надо иметь и достаточно поместительный чердак, чтоб неразошедшееся издание сложить. А разойтись оно может только по „генеральной линии», а если от нее в сторону — помимо добрых знакомых и двух-трех не разобравшихся или растерявшихся чудаков, никто ничего не купит (да и купило притупило).

Значит… Значит, получается, как в арабской поговорке: лучше не писать, чем писать. Если терпеть становится опасным для здоровья — пиши, но складывай в стол. Когда больше нет места в ящиках, — побегай по редакциям: сидячая жизнь приводит к склерозу и ожирению. Получив отовсюду отказы — передохни. Может, даст Бог, охота к писанию пройдет, а там — глядишь, найдется сумасшедший издатель, или большевики падут, или ты помрешь.

Увы, дорогие товарищи (по несчастью) читатели! По всем изложенным этапам автор уже — по другому поводу — прошел, но до сих пор не помер и желания писать не потерял. И вдруг пришла ему в голову мысль: а что если эти самые мемуары романсировать? Т. е. обработать под повестушку, где герои одеты в костюмы эпохи, живут в квартирах или отелях эпохи, все необходимое закупают в «Универмаге» эпохи, на пороге могилы — не переставая, беспощадно борются с большевистским злом — ходят молиться не в церковь, а в юрисдикцию и историю русской литературы изучают по парапсихическим трудам некоторых мемуаристов. Словом, герои ведут себя, как вполне исторические личности на полном закате первой и второй эмиграции, хотя — формально — ими не являются. Может, это будет развлекательней?

Попытка не пытка…

* * *

Вся жизнь твоя глубокий, долгий сон Души, что спит в тугих объятьях тела, Она давно проснуться бы хотела, Но сон глубок и ночь со всех сторон.

В. Смоленский.

1. Знакомство с псевдогероем

Не художник, а коммерсант

Уже дама с четвертого этажа, разложившись на подоконнике, успела рассказать даме с третьего, что порей опять вздорожал и его почти нет на базаре и что у Жаклин стали выходить глисты, а старушонка напротив за неимением более благочестивого занятия с утра до вечера начищавшая свою — и без того протертую насквозь — квартиру, несколько раз (и довольно громко) стряхнула из окна с аккуратной тряпочки воображаемую пыль в мировое пространство, попутно зыркая по этажам: что, где, у кого и как происходит — а Александр Петрович все еще спал.