Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 109

Обдумывая впоследствии этот странный факт, Александр Петрович решил, что совестливые бойцы предпочли густо нагадить двум, чем поменьше, но всем. На другой день все кое-как стало утрясаться. Когда одна из девушек с опухшим от слез лицом, передвигая ноги, как драгун после длительного седла, вышла на воздух — на площадку перед бункером — в воротах завода вдруг возник некто, явно из числа ночных посетителей. Лицо несчастной посерело, однако, некто-боец ничего не добивался, а наоборот — положив к ногам своей жертвы трофейные туфли, скромно удалился. Потом так же пришел второй, потом третий — и все с подарками, а один даже привел козу: «Паек у вас, известно, маломочный. Так вот и подкрепление!»

Французы смотрели на все эти явления, как привидение на мышеловку. Их картезианские мозги наглухо заклинились на этом повороте таинственной славянской души. В последней надежде они обращались к своему Александру, но тот лишь пожимал плечами и разводил руками. Уже давно, готовясь к возможным событиям, Александр Петрович твердо решил, что, спасая русскую честь (которой, как он предполагал, придется немало потерпеть), будет всеми силами настаивать перед иностранцами на принципиальном различии между русским и советским человеком.

В первые дни после прихода «компатриотов» он чувствовал себя как общеизвестный турок перед уже отточенным колом: не своей волей, а чужой охотой попал прямо в пасть врагу… Французы, которые своего Александра действительно любили и берегли, как единственную связь с нахлынувшей на них дикой и непонятной «степью» — очень его успокаивали: они, де, разузнали, что — по договору с союзниками — белые эмигранты приравниваются к гражданам тех стран, откуда они вывезены. Хватаясь за соломинку, Александр Петрович старался этому слуху верить, тем более, что в моральной поддержке весьма нуждался: в бункер — за справками или передать распоряжение — стали наведываться разные «чины» и все после двух-трех слов неизменно удивлялись:

— Как хорошо вы говорите по-русски! Вы француз?

Александр Петрович решил, что прямой путь ко всякой цели ближе, и отвечал честно:

— Нет, я русский, но пятнадцать лет проживал во Франции.

На что собеседники — почти без исключения, отвечали улыбкой то равнодушной (лишь бы показать Александру Петровичу, что он правильно понят), то добродушной (дескать, не робей! Ни черта с тобой до самой смерти не случится), то иронической (хе-хе! Положеньице-с!), то саркастической (ага! Дрейфуешь, сукин сын!). Однако были и улыбки загадочные, почти — или совсем — сочувственные. А один не слишком пожилой майор даже схватил руку Александра Петровича и долго жал и тряс ее, видимо, всеми силами удерживаясь, чтобы не сказать то, что ему ужасно сказать хотелось, но относительно чего он смертельно боялся, что не удержится и скажет.

18. Смерть Изольды

Из бункера Александра Петровича вместе с французами перевели на другой конец города в казарму — туда стягивались постепенно все работавшие в данном районе иностранцы. Напротив был какой-то склад, и его неизменно охраняли советские часовые из команды выздоравливающих. Осмелевший Александр Петрович часто приходил к ним поболтать, послушать про геройские дела и счастливую социалистическую жизнь. Как-то раз караул нес неимоверно прыщавый и носатый со шрамом от пули на щеке — даже на взгляд глупый, малец, имевший к тому же скверную привычку за каждым словом плевать во всех направлениях, в том числе — почти по касательной к собеседнику. Уловив в его акценте хорошо знакомые ноты, Александр Петрович спросил, не знает ли почтенный воин кого-нибудь из такой-то бывшей губернии и такого-то бывшего уезда.