Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 107

Пропустив, вернее даже — умышленно погасив последнюю возможность смычки с действительностью, эмиграция окончательно стала тонуть во все более и более духовно беднеющей и политически тупеющей фантастике своей собачьей ненависти. И очнувшийся от временного припадка «бессмысленных мечтаний» Александр Петрович, оставив политику, тоже окончательно перешел к очередным делам, т. е. стал просто жить, что, кстати, в это время было всего труднее. Экономический застой навалился вообще на Запад и — в частности — на Францию.

Как всегда в таких случаях, козлом отпущения оказались те, за кого некому было заступиться, в частности — политические эмигранты.

И вот в головокружительной министерской чехарде каждый очередной «премьер на час», заискивая перед парламентом, первым пунктом своей программы объявлял усиление контроля над иностранными рабочими. Проводившие это талантливое и спасительное хозяйственное мероприятие ленивые, праздные, от скуки и шовинизма злые бюрократы придумывали самые кишкомотательные, запутанные и унизительно нелепые процедуры для желающих подтвердить или продолжить свое право на труд (т. е. на жизнь), лишенных всякой материальной и легальной возможности куда-либо переехать апатридов. В эти черные и обидные годы кое-кто покончил с собой, кое-кто, с помощью счастливо найденных добрых друзей и знакомых, переехал подальше, но огромное большинство осталось, притерпелось, приспособилось (порой даже совсем недурно) и — в конце концов — привязалось, как к родной матери, к долго бывшей не слишком жалостливой мачехой, стране. Приспособился и Александр Петрович. Со временем потускнели и стерлись воспоминания о его первой жизни, и даже пресловутая тоска по Родине стала неким сентиментальным призраком, который появлялся порой в самом неожиданном месте, но никакой тени на реальность не отбрасывал. Только Галя никак не могла превратиться в настоящий миф прошлого. Сконцентрированная обидой, как двояковыпуклым стеклом, былая страсть продолжала острой точкой прожигать душу Александра Петровича. На лице случайно встречной, на экране кино, в музыке, в стихах, в тембре незнакомого голоса — нет-нет, да и воскресало нечто, от чего глухо и больно екало сердце, нечто от родинки на одной щеке; светлых с густыми темными ресницами глаз; большого бледно-алого — вечно в движении — с вызывающим блеском белых зубов — рта и большегрудого, нежнокожего, так удивительно сочетавшего застенчивость и бесстыдство, тела. Когда во время войны Александра Петровича вывезли вместе с рабочими французами в Германию и в пределах того промышленного городка, в котором использовался его принудительный труд, стали появляться первые «Осты» — безумная надежда недобитой змеей подняла на дне его души свою ядовитую голову. Однако в этот район никого из родных мест не пригнали.

17. Война и встреча с Родиной