Читать «Портрет А» онлайн - страница 11

А я все брел и брел.

И когда люди меня приветствовали, я глядел на них рассеянно, повторяя про себя: «Надо бы все-таки убрать горизонт, чтоб эта история не отравляла мне жизнь», и так я добрался до отеля «Англия», где хотел поужинать, и тут понял, что я на самом деле в Онфлере, но легче мне от этого не стало.

Какая разница, все это уже в прошлом. Наступил вечер, однако горизонт оставался на месте, абсолютно такой же, каким я его видел целый день.

Глубокой ночью он вдруг исчез, так стремительно уступив место пустоте, что я почти пожалел о нем.

Невеличка

(пер. А. Поповой)

Когда вы меня увидите. Учтите: Это не я. В крупицах песка, В крупицах крупиц, В невидимой воздушной муке, В бескрайней пустоте, что будто бы кормится кровью,— Вот там я и живу. Мне хвастаться нечем: я невеличка. Вот так, невеличка! И если меня поймать, Со мной можно сделать все, что угодно.

По правде

(пер. А. Поповой)

По правде, когда говорю: «Гигант и храбрец, Вот он какой мертвец. А где вы видали таких Живых?» Мертвец — это я. По правде, когда говорю: «Не тяните родителей в ваши игры. Там нет для них места. Женщина вас родила — это все, что она могла. Не просите ее о большем. И не разводите трагедий. Горе — это обычное дело». По правде, та женщина — это не я. Я — это добрый путь, который примет любого. Я — это добрый клинок, рассекающий все, что встретит. Я — это тот… Другие — не те…

Несите прочь

(пер. В. Козового)

Несите прочь меня на каравелле, На доблестной старинной каравелле, Пусть на носу, пусть в тянущейся пене, И бросьте, бросьте вдалеке. В кабриолете былых столетий, В пуховой снегопадной мути, В клубах летящей по следу стаи псов, В листве, полегшей скопищем бескровным. Несите не за страх, в целующих губах, В грудных, со вздохом, клетках зыбких, На ковриках ладоней, в их улыбках, В лабиринтах костей и младенческих хрящей. Несите прочь, а лучше схороните.

Каждый день потеря крови

(пер. А. Поповой)

Горе свистнуло своим деткам, указало им на меня И велело: этого — не бросайте. И они меня не бросали. Горе свистнуло деткам и велело: Не оставляйте его. И они остались со мной.

Любовь

(пер. А. Поповой)

Тебе, которую не знаю, где разыскать, тебе, которая не прочтет эту книгу, Ты ведь всегда была от писателей не в восторге: Мелкие людишки, крохоборы, тщеславцы и врали, Ты, для которой Анри Мишо — теперь просто имя, вроде тех, что ты видишь в газете в разделе происшествий с указанием возраста и рода занятий. Ты, что живешь в других компаниях, среди других равнин и других дуновений. А ведь я для тебя рассорился с целым городом, столицей большой страны, Ты, которая мне не оставила даже волоска на прощанье, попросила лишь сжечь твои письма, может и ты в этот час сидишь, задумавшись, в четырех стенах? Скажи, тебе все еще нравится ловить на свой мягкий больничный взгляд робких юнцов? У меня-то взгляд все такой же — пристальный и безумный. Я по-прежнему ищу свое личное невесть что — Невесть что себе в помощь среди этой бескрайней незримой и плотной материи, Которая заполняет пространство между тел из материи как таковой. И все-таки я доверился новому «мы». У нее, как у тебя, глаза словно ласковый свет — только больше, голос — гуще и ниже, и начало жизни и весь ее путь схожи с твоими. И еще она… мне теперь нужно сказать: была! Потому что завтра я ее потеряю, подружку мою, Банджо. Банджо, Банджо, Бамбарабанджо и ближе тоже, Бимбилибом всех милей, Банджо, Банджо, Банджо, одна-одинешенька, банджелетка, Банджо, бай, Моя нежная милая Банджо, Больше нету рядом твоей тонкой шейки, Даже тоньше, И самой тебя нет несказанно близко. Мои письма, Банджо, были сплошное вранье… а теперь я уезжаю. У меня в кармане билет: 17.084. Нидерландская Королевская Компания. Просто едешь по этому билету — и ты в Эквадоре. Завтра мы — я и билет — отбываем, Отправляемся в город Кито с именем колким, как нож. Когда я вспоминаю об этом, то весь сжимаюсь; А мне говорят: «Так пусть она едет с вами». Ну да, ведь мы и просили всего лишь о маленьком чуде, эй вы, наверху, лентяи, вы — боги, архангелы, праведники и феи, философы и братья по духу, которых я так любил, — Рейсбрук и Лотреамон, ведь сами-то вы себя не считали нулем в квадрате; одно только небольшое чудо — вот все, что нам было нужно — Банджо и мне.