Читать «Портрет А» онлайн - страница 102
Анри Мишо
И так случилось (нет, ну правда… я в самом деле об этом не подумал), случилось, что однажды ребеночек ползал, ковылял — это была его первая в нашем мире большая прогулка — и добрался (подумать, как он был рад!), добрался до ямы и обнаружил медведя. Какой смешной дядя, такой пушистый! и медвежьи злобные умные глазки тоже его увидели, и он вытянул мохнатую лапу с когтями, ужасно длинными когтями, и схватил моего ребенка, которому он показался забавным, и придушил его.
Для матери это было ужасное горе, она не могла не убиваться, вспоминая об этом, и все в мире казалось ей мрачным и бессмысленным. А я? Ну что я? Надо же, чтобы впутался в дело этот чертов медведь?
Может, когда-нибудь мне и удалось бы привыкнуть, что я отец?
Из сборника
«Испытания, заклинания: 1940–1944»
Цепочка человечков
(пер. А. Поповой)
В конце долгой болезни, после большого упадка сил, я встретился с цепочкой человечков.
Мне бы их выгнать, но я сам тогда еле держался на ногах… И они прошли сквозь меня: у меня-то рост оставался прежним, а они — малюсенькие, и мне стало ужасно не по себе… Иногда они просто стояли передо мной, но и тогда мне было не легче: я знал, что скоро они снова пройдут сквозь меня, что ткани моего тела им не помеха — словно косяк сардин, неторопливо пересекающий северные моря.
Продвигались они, как правило, напряженно, будто в области повышенного давления.
Не могу утверждать, что они наносили какой-то ущерб. Но после них оставался неуловимый след, и он был мне отвратителен.
Мне бы привыкнуть, но кто же, узнав, что у него в зубе дырка, будет дальше жевать как ни в чем не бывало? А у меня был затронут не просто зуб, а все тело.
Иногда внутри у меня вытвердевал стержень, и я думал: «Вот теперь давайте, приходите. Посмотрим, удастся ли вам пройти… и если вы решите пробивать себе путь, я вам выставлю преграду».
В такие моменты они исчезали из виду. Однако мои силы улетучивались вместе с кофеином, и я снова ощущал свою пустотелость, я был со всех сторон до безобразия открыт для цепочки человечков, всегда готовых пройти сквозь меня. Для них это не составляло никакого труда, а на меня они вообще не обращали внимания.
И все же я погрузился в глубокий сон, а потом вновь обретенное подобие здоровья позволило мне после долгого уединения принять нескольких посетителей. Я глядел на них с удивлением.
Пока я молча, откинувшись на подушки, рассматривал знакомых, застывших в благопристойном проявлении сочувствия, я заметил, что у них тоже есть цепочки человечков (человечки, впрочем, были мягче и гибче моих), и посетители мои иногда ими обменивались, не придавая этому никакого значения.
Я же был так слаб, что моих человечков никто не мог ни отобрать, ни обменять на своих.
Поменять их, может, было бы и неплохо — и для здоровья полезно, и развлечение (я сужу по другим, которые, казалось, были рады поменяться человечками). Но получалось так, что мои оставались при мне и не могли ни уйти от меня, ни найти себе спутников или замену.
Вот так обстояли мои дела, и радоваться тут было нечему: я чувствовал себя в своем теле, как в огромном монастыре.