Читать «Девушки из Шанхая» онлайн - страница 26

— Вы должны отправиться морем в Гонконг и быть там седьмого августа, — говорит он. — А еще через три дня мы все вместе отплываем в Сан-Франциско, отец все устроил. Здесь ваши иммиграционные бумаги. Он говорит, что все в порядке и у нас не будет никаких проблем, но он хочет, чтобы на всякий случай вы изучили, что говорится в этой инструкции. — Он протягивает мне несколько листов бумаги, сложенных и прошитых вручную. — Здесь то, что вы должны будете говорить инспекторам, если возникнут проблемы по прибытии.

Он умолкает и хмурится. Возможно, он думает о том же, о чем и я: зачем изучать инструкцию, если все и так будет в порядке?

— Ни о чем не беспокойся, — говорит он мне уверенно, как будто я нуждаюсь в поддержке мужа и меня должен успокоить сам звук его голоса. — Как только мы разберемся со въездом в Штаты, сразу же отправимся в Лос-Анджелес.

Я молчу, уставившись в бумаги.

— Мне жаль, что так вышло, — добавляет он, и я почти верю ему. — Мне очень жаль.

Когда Сэм собирается уходить, мой отец внезапно вспоминает, что он — гостеприимный хозяин, и предлагает найти ему рикшу. Сэм снова смотрит на меня и говорит:

— Нет, спасибо, я пройдусь.

Я наблюдаю за ним, пока он не поворачивает за угол, а затем возвращаюсь в дом и швыряю бумаги в мусорное ведро. Старый Лу, его сыновья и наш отец сильно ошибаются, если думают, что все будет продолжаться в том же духе. Скоро семья Лу будет на корабле, который унесет их за тысячу миль отсюда, и они уже не смогут обманом или силой заставить нас делать то, чего мы не хотим. Мы сполна расплатились за страсть отца к игре. Он потерял свое дело. Я потеряла девственность. Мы с Мэй потеряли одежду и, возможно, средства к существованию. Мы пострадали, но, по шанхайским меркам, нам еще далеко до полной нищеты.

Цикада на дереве

Покончив с этими тяжелыми и утомительными делами, мы с Мэй возвращаемся в свою спальню. Ее окна выходят на восток, и летом здесь, как правило, прохладнее, чем в других частях дома, но сейчас настолько жарко, что мы не в состоянии надеть что-нибудь, кроме невесомых сорочек из розового шелка. Мы не плачем. Не разбираем вещи, которые Старый Лу расшвырял по полу, и не пытаемся навести порядок в уборной. Мы едим то, что повар оставляет перед дверью на подносе; больше мы не делаем ничего. Мы слишком потрясены, чтобы говорить о том, что произошло. Если бы мы попытались поговорить об этом, нам пришлось бы признать, что наша жизнь уже никогда не будет прежней, и задуматься о том, что теперь делать. Но мое сознание затуманено серой мглой смятения, отчаяния и гнева. Мы лежим и пытаемся… Даже не знаю, как это назвать. Прийти в себя?

Мы с Мэй очень близки. Что бы ни случилось, она всегда на моей стороне. Я никогда не задавалась вопросом, называется ли эта близость дружбой; она просто была всегда. Сейчас, когда нам приходится нелегко, все мелкие дрязги и соперничество забыты. Мы должны поддерживать друг друга.

В какой-то момент я спрашиваю Мэй, что произошло между ней и Верноном. Она отвечает: «Я не смогла» — и плачет. После этого я уже не заговариваю о ее брачной ночи, а она не спрашивает о моей. Я говорю себе, что все это не имеет значения: мы сделали это, чтобы спасти семью. Но сколько бы я ни убеждала себя в несущественности произошедшего, факт остается фактом: бесценный момент потерян безвозвратно. По правде сказать, разорение семьи или то, что нам пришлось лечь в постель с посторонними мужчинами, не так мучает меня, как то, что произошло у нас с З. Ч. Как бы мне хотелось вернуть свою невинность, свое девичество, смех и счастье.