Читать «Драконы Вавилона» онлайн - страница 23
Майкл Суэнвик
После недолгого недоумения Без-имени буквально взорвался.
— Ты и не был мне другом, никогда не был! — крикнул он, яростно швырнув чертов ножик на землю. — В ту ночь, когда мы обменялись своими тайными именами и смешали нашу кровь, ты и тогда, с самого начала врал! Ты все, все врал! Какой ты был тогда, такой и сейчас!
В общем-то, все так и было. Вилл помнил тот день, когда они с Паком доплыли на своих челноках аж до дальнего острова, наловили там рыбы, которую поджарили потом на углях, и поймали большую черепаху, из которой в ее же собственном панцире сварили прекрасный суп. И вот тогда-то Паку вдруг захотелось обменяться с ним тайными именами и поклясться в вечной дружбе, а Вилл и сам давно уже хотел иметь настоящего друга, но заранее знал, что Пак ни за что не поверит, что нет у него тайного имени, нет, и все тут, а потому взял да выдумал для себя вот это самое имя, Лан-дрисос. Он предусмотрительно позволил другу открыть свое тайное имя первым, а потому, произнося позднее свое «имя», вовремя задрожал как припадочный и вовремя закатил глаза. Но при каждом воспоминании об этом вынужденном спектакле его охватывал мучительный стыд.
Даже вот и сейчас.
Стоя на своей единственной ноге, Без-имени подбросил костыль, перехватил его за нижний конец, а затем широко размахнулся и ударил Вилла тяжелой рукоятью по лицу.
Вилл упал.
И тут же остальные зеленорубашечники принялись избивать его руками и ногами.
На какую-то секунду Виллу пришла в голову странная мысль, что, если бы в свое время и он стал одним из них, сейчас их была бы ровно чертова дюжина, чертова дюжина и общее темное дело. Тринадцать, как колдунов или ведьм, собравшихся на малый шабаш. Вот шабаш тут и есть, а он — случайный прохожий, которого приносят в жертву дьяволу, приносят посредством пинков и ударов. А потом не осталось ничего, кроме боли и ярости, вскипевшей в нем настолько бурно, что она хоть и не могла приглушить боль, но зато полностью подавила страх, который он должен был бы чувствовать, понимая, что непременно умрет. Он ощущал только боль и изумление — огромное, словно мир, изумление, что такая серьезная, непостижимая вещь, как смерть, может случиться с
