Читать «Нечаев вернулся» онлайн - страница 110

Отец все еще топтался у порога, не приглашая войти.

— … И сказал себе, — подхватил он, — посмотрим-ка, что там поделывает старый шмок!

— Ну, не совсем так, — промямлил Эли, которому вдруг очень захотелось повернуться и уйти.

— Древнее ископаемое, замшелый сталинист, ржавый осколок Коминтерна, в общем, старый дурозвон! Угадал?

И Давид Зильберберг разразился громогласным хохотом.

— Ну, входи же! Я в отличной форме. И у нас попутный ветер в парусах!

Эли понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, о чем толкует отец. И о ком.

А, конечно, его всегдашнее «мы»… «Мы» — это массы, народ, большевики, Революция, история на марше, СССР, светлое будущее!

Неужели у «них» действительно попутный ветер в парусах?

Ему захотелось оспорить отцовские слова, ввязаться в обычную игру.

— Так в парусах или в заднице? — ехидно переспросил он. — Если судить по тому, что сейчас творится в ФКП…

Они вошли в комнату, которая служила одновременно кухней и гостиной. Беззвучно светился экран телевизора, включенного в ожидании новостей. Радио, напротив, настроенное на какую-то местную станцию, орало во всю мочь. На уголке стола было расчищено местечко для трапезы, ради этого пришлось отодвинуть стопки газет и журналов, грязные тарелки, книги, полные пепельницы.

— Так что творится в ФКП? — заносчиво вопросил Давид Зильберберг.

Он покрутил ручку радиоприемника, уменьшив громкость, и обернулся к сыну.

— Ну да, мы приструнили кое-кого из ликвидаторов, жалких типов, слишком привыкших к буржуазному комфорту министерских кабинетов! Что с того?

Эли пришел отнюдь не затем, чтобы спорить о политике ФКП. Он забрел сюда в минуту душевной растерянности, поддавшись подспудному желанию — или сердечному порыву — повидать отца. Ничего больше. Просто спросить, как поживает. Однако Давид Зильберберг был все таким же ограниченным упрямцем, тут уж ничего не поделаешь.

Но Эли все-таки не смог удержаться:

— Да я не об этом! Мне наплевать на вашу внутреннюю кухню, на вонючее грязное белье. Я говорю о проценте избирателей на выборах. Вы все еще хотите сделать революцию с восемью процентами голосовавших?

Но Давид Зильберберг возликовал. Наконец он попал в родную стихию! Сейчас начнется то, что он называл «диалектикой». Он был на седьмом небе.

— А разве мы сделали революцию, когда получали двадцать пять процентов? Ах, мой бедный Эли, ты навсегда останешься паршивым интеллектуальным мещанином!

Хотя Эли давал себе зарок не реагировать на провокации, он очертя голову ринулся в бой.

— Да, я интеллектуал! В этом моя гордость или мой позор. Но я такой, какой есть. А вот мещанство — оно от тебя. Это ты, жалкий местечковый скорняк, вечно разрывался между желанием быть пролетарием и мечтой стать хозяином!

Тяжелый удар, тем более что сын бил в больное место. Но отец удержался на ногах, перевел дух и вновь бросился штурмовать Зимний дворец.

— Только не пытайся сбить меня с мысли! Революция и заключается в сокрушении парламентской демократии. Для достижения этой цели решающим является не процент избирателей, а их социальные корни, то есть стратегическое положение на фронте борьбы. Ты еще увидишь: забастовки парализуют железнодорожное движение и электростанции! Даже с восемью процентами мы окажемся способными остановить всю жизнь в стране!