Читать «Арье «Баал-Гуф»» онлайн - страница 7

Хаим Нахман Бялик

Но все это было очень давно. С тех пор, как Арье скопил монету и народил детей, он остепенился и от всего этого отошел. От всех забав юности остались только воспоминания, которые он приукрашивал и расцвечивал до неузнаваемости, да еще непроходящая, бескорыстная любовь к лошадям и ко всему, что с ними связано: к торговцам лошадьми, к коноводам, к цыганам, к балагулам, к разговорам о лошадях. Десять раз на неделе Арье менял лошадей. Сегодня пегую на гнедую, завтра гнедую на серую, и так без конца. И все это не ради заработка, а исключительно из любви, из страсти к этому делу. Лишь это немногое и осталось в нем от бурной юности, а все остальное он передал сыновьям, которые тоже уже выросли и возмужали.

Вы верно думаете, что Арье скопил монету всякими темными делишками, конокрадством и ночными похождениями? Ничуть не бывало! Арье разбогател благодаря рукопожатию цадика из К., а случилось это из-за его жены Ханы. Вышло так, что после пятнадцати лет жизни душа в душу жена вдруг опротивела ему, и он захотел с ней развестись. Она, однако, развода не захотела и пошла жаловаться цадику. Цадик ради мира в семье обещал Арье, что даст благословение и счастье войдет к нему в дом, если там по-прежнему будет хозяйничать Хана. Но Арье, человек простой, этим обещанием не удовлетворился и довольно бесцеремонно спросил:

— Ребе, чем вы докажете, что ваше обещание исполнится? Чем можете вы поручиться? — И ребе — слушайте и дивитесь! — спорить не стал, а просто пожал ему руку. Так рассказывают наивные соседи Арье. Сам же он дрожал за свое счастье, боялся, чтоб не сглазили, и открыто о том случае не говорил — как бы от лишних слов не пропала сила рукопожатия цадика. Но в душе был рад, что легенда эта распространяется среди соседей, большинство которых завидовало ему: пусть эти паршивцы знают, что у Арье есть на кого надеяться, и пусть лопнут от зависти. А чтобы укрепить в других эту уверенность, он порой хитрил и говорил намеками: мол, он свое богатство скопил сам, вот этими вот руками, да тут же словно спохватывался и добавлял: «и по милости ребе». Совсем иначе поступала Хана, виновница чудесного происшествия, вернувшего ей расположение мужа, — она говорила об этом по десять раз на день и каждый раз закатывала свои круглые красные глаза, терла рукой стенку и прибавляла:

Прежде всего я благодарю Всевышнего, а потом… ребе.

V

Скопив монету, Арье не возгордился и не стал гнаться ни за гонором графов и панов, ни за славой почтенных евреев, а остался таким же Арье, каким был. Та же компания, те же беседы и грубые шутки, те же порядки в доме и вне дома; только все это приняло более солидный, подобающий его возрасту характер. Он все тот же Арье-удалец, выкормыш слободы, но удалец немолодой. Домашний быт, трапеза, одежда — ничто не изменилось. Не то что у выскочек, которые, разбогатев, сразу делаются благородными, образованными, учеными, у которых даже нога, прежде с трудом влезавшая в большой грубый сапог, становится меньше и свободно входит в маленький изящный ботинок. Арье не нашел в себе ни желания, ни способности освободиться от своей простоты и перейти в лагерь почтенных евреев. Он укреплялся на своей позиции и довольствовался именем «баал-гуф». Это имя вполне удовлетворяло его честолюбие, и он с легким сердцем отказался от почетного обращения «господин». Если б его самого спросили, он бы избрал себе имя «монетчик» — вот что в точности передает его устремления. Арье-монетчик — вот какое имя ему подобает! С него довольно, чтоб все эти паршивцы знали, что у него есть много монеты, остальное — дело плевое. Арье не считал себя обязанным важничать, кичиться и заниматься всякой чепухой и церемониями, которые ревностно блюдут почтенные евреи — все это он предоставляет им, пусть хвастают этим в синагоге, он решительно ничего против них не имеет. Прежде всего, все стоит денег: почет и уважение, что стоят за подобострастным обращением «господин», не даются даром. И вообще, все эти штуки вообще претят его натуре и только отравили бы ему жизнь. Он вовсе не хочет подставлять свою толстую шею под такое тяжелое ярмо.