Читать «Птица» онлайн - страница 13

— Люсь, ты что?

Она заставила себя поглядеть в ту сторону: рядом сидел Алексей. Узкое лицо его стало еще длинней, щеки ввалились. А глаза глядели ласково, будто она была ему своя.

— Ну, чего ты, Люська?

И вот тут-то она заплакала. Слезы были другие, они не успевали захолодеть, от них было горячо глазам и щекам. А он тихонько проводил рукой по ее волосам, потом ладонью вытирал ее мокрую щеку, и ладонь тоже делалась мокрой, и опять они были свои.

— Ты откуда взялся? — всхлипнула Люська.

— Я еще с вечера… Как привезли.

— Это ты здесь… спал. — И она улыбнулась, глотая спазмы. — А я думала — врач прикорнул в тишине. Негде, думаю, приткнуться, бедному.

— Люся, все будет хорошо, — шептал Алексей, — вот увидишь.

— Конечно. Мы еще на танцы пойдем.

— Я не так уж люблю танцы. Но если ты захочешь…

— Ага. Я тоже могу не ходить.

Слезы еще текли — тут она ничего не могла сделать, — но горечь прошла, рассеялась. Никто не взял ее куклы, не похватал с полки любимых книг, никто не требовал от нее, чтобы она была веселой и легкой, ничего не давая взамен.

Люся закрыла глаза, ощущая счастливую тяжесть неумелой гладящей руки. Свой человек. Свой!

***

Был третий день. Воскресенье. 4 часа. Как раз время для посетителей. И они пришли.

Первой влетела мать.

— Мама! Мамочка! — Люсе казалось, что она кричит, а голос звучал хрипло и бесцветно.

— Ой, Люська, ой, доченька, да что же это? Уж я себя изгрызла за свое гулянье. Прости меня.

— Что ты, мама?!

— Приехала нынче только, под утро, а бабушка мне… Ох ты господи!.. Ну как ты сама себя чувствуешь, а?

У нее виноватая походка, виноватые глаза, руки, слова. А чего, собственно, убиваться? Она же не знала. Так даже лучше обошлось. Теперь зато есть Алексей.

— Мам, да уже все в порядке. Через несколько дней ходить буду. Мне врач сказал. Мам, знаешь, какой у нас профессор обход делает — весь седой, а усы черные и вот так свисают! Мам, ну чего ты плачешь-то?

— Ой, доченька…

— Знаешь, мам, он пришел и говорит: «Кто у вас тут «Шипром» душится? Пощадите меня, не делайте этого». А женщина, мам, вон та, на крайней кровати, Тамара, говорит…

— Какая она тебе, дочка, Тамара, почти что мне ровесница.

— Ну, неважно, Тамара, в общем… Она… — И глянула на дверь. — Ой, девочки!

Школьные подружки были без халатов. Они воровато прокрались, быстренько стали выгружать из сетки на Люсину постель конфеты, апельсины.

— Люська, мы двое пробежали, а там полкласса пришло. Не пускают.

Люся смотрела на подружек и сквозь тусклую пелену, в последние дни задернувшую для нее весь мир, увидела, с радостью увидела, как они обе праздничны, здоровы, особенно здесь, среди бледных, одутловатых соседок по палате.

— Знаешь, нас не пускали, — говорила Нина, раскладывая пакеты у Люси в ногах, — а мы увидели еще дверь. Ленка порылась в кармане, нашла ключ от квартиры — хоп! — и отперла! Представляешь?

Люся смеялась и сама ощущала, что ей все сегодня веселей, чем вчера, все важнее, значительней.

— Слушай, Люська, а ты — ничего! Только бледная. А то уж наговорили — прямо чуть ли не умираешь!