Читать «Тревожные ночи» онлайн - страница 24

И снова я увидел призрак матери. Вот она вышла из ворот вся в черном, легко ступая, будто скользя по воздуху. «И мама умерла!» — молнией пронзил меня страх. Нет, вот она идет по дороге к кладбищу. В руках букетик сухих васильков и свечи. «Мама, я не умер еще! — хотел я крикнуть. — Я не хочу больше ждать своей смерти!» Я попытался броситься вслед за ней, но кто-то крепко держал меня за руку и не давал сдвинуться с места…

Я открыл глаза. Лоб был в холодной испарине.

— Ситаруле! Ионикэ! Эй, Ионикэ! — тряс меня кто-то. Надо мной, опираясь на локоть, склонился Пынзару. Я хотел заговорить с ним, но он закрыл мне ладонью рот, указав другой рукой в сторону, откуда слышалось сонное дыхание остальных бойцов. Я разглядел в темноте его сдвинутые брови, потемневшие глаза, землистое лицо.

Несколько мгновений он молча прислушивался.

— Ионикэ, — прошептал он затем почти в самое ухо. — Что мне сказать дома, твоим?

Я еще не совсем очнулся от сна и не сразу сообразил, что ответить.

— Ага, — насмешливо пробормотал я, — забыл доложить, что от Антонеску прибыл специальный приказ для тебя…

Пынзару метнул сердитый взгляд и надулся — он не ожидал, очевидно, что я встречу его слова насмешкой. В тишине я явственно слышал его торопливое, прерывистое дыхание, чувствовал, как дрожит рука, сжимавшая мою. Близко прогремел выстрел. Стреляли по немцам. Пынзару вздрогнул и, словно оторвавшись от своих мыслей, решительно прошептал сквозь стиснутые зубы:

— Я убегу, Ионикэ. Сегодня же ночью убегу!

И он привстал на одно колено. Я бросился на него и опрокинул навзничь. Я должен был его обуздать, смирить. Но он вывернулся, и я очутился под ним. Мы молча боролись, и мне снова удалось прижать его к земле.

— Ты с ума сошел, что ли? — прошипел я, перепуганный тем, что он собирался сделать.

— Убегу, — простонал он. — С меня хватит!

Я попытался запугать его, напомнив об участи одного из наших трех батальонов, который всего два дня назад был целиком предан военно-полевому суду и расстрелян.

— Они дураки, — отрезал Пынзару.

Я решил не выпускать Пынзару — пусть окончательно выбьется из сил. Однако он не успокоился, пока я не свел его на наш сторожевой пост, чтобы он собственными ушами услышал звуки скрытного передвижения советских войск. Сейчас, когда тишина ночи стала еще глубже, этот рокот напоминал нескончаемый плеск волн, все нарастающий, предвещающий бурю.

— Слышишь! Уж недолго… — шепотом заверил я его. Но в душе я признавал, что Пынзару был прав.

«Да, — говорил я себе, — единственное опасение — бегство. Не то нас захлестнет атака русских, и мы погибли. Ради чего? Ради кого? Но если бежать, то куда? Тогда мы бежали семнадцать дней и семнадцать ночей, но ураган огня и железа все же настиг нас. А сейчас? Всего одна ночь отделяет нас от Дуная! А дальше куда? Что делать дальше?»

Мы вернулись в кукурузу почти на рассвете. Я тотчас же заснул, измученный переживаниями этой тревожной ночи.

Не знаю, сколько времени я спал; разбудил меня гул самолета. Я сразу вскочил. Совсем рассвело. Ночная синева неба сохранилась лишь у горизонта. Из долины веял легкий прохладный ветерок, пробегая по верхушкам кукурузных стеблей. Глубокая тишина царила и на наших, и на русских позициях. Только в вышине просветлевшего неба виднелся крошечный серебристый силуэт самолета. Стальная птица покружила некоторое время над немецкими окопами, затем скрылась в тылу. Вскоре она появилась вновь, сверкая на солнце, никем не тревожимая. По рокоту моторов я узнал советский самолет. «Разведчик», — сказал я сам себе и сразу же вспомнился ночной гул в стороне русского фронта. Наши опасения подтверждались, но в этом был и проблеск надежды.