Читать «Тревожные ночи» онлайн - страница 164
Аурел Михале
Он посмотрел на меня в упор своими большими блестящими глазами — помнишь, какие они у него были, голубые и ясные, — но ничего не ответил, только усмехнулся про себя. Его жена, Замфирица, до того стоявшая прижавшись к печи, покачивая в корыте ребенка, тут бросила невольно взгляд на его изуродованное плечо и неожиданно разрыдалась.
Он подошел к ней, обнял ее здоровой рукой и, прижав к груди, мягко спросил:
— Ну с чего ты вдруг?
Затем глаза его внезапно загорелись, и он воскликнул:
— Ах, Сандуле! Замфирица! Вы и представить себе не можете, какая у нас будет здесь жизнь!
Он стоял перед нами сильный, рослый, с горящими глазами, устремленными куда-то вдаль. Казалось, он видел перед собой эту чудесную жизнь и потому был так растроган и так радостно билось его сердце. Но мы, забитые, задавленные нуждой и горем, не понимали его, не могли разделить его мечты.
— Ты не ответил мне, — напомнил я ему, чтобы вернуть к действительности.
— Да, Сандуле, я коммунист, — подтвердил он подозрение села. — На фронте, потом в госпитале, в Бухаресте, научился я от людей, что по-иному нужно жить.
При этих словах Замфирица снова расплакалась у него на груди, а я сидел подавленный, потупив глаза. Для нас обоих коммунизм был каким-то страшилищем, так запугали нас им бояре. Настасе посмотрел на нас и вдруг весело рассмеялся, очевидно представляя себе, что мы сейчас думаем. Он легонько отстранил жену и зашагал по комнате. Я смотрел на него недоумевающий, растерянный. Настасе остановился у печки и стал качать ребенка, которого разбудил своим смехом. Затем повернулся ко мне и произнес с горечью:
— Сандуле и ты, Замфирица! Какой думаете избрал я путь? Ради чего оставил эту руку в Трансильвании? Не для того же, чтобы по-прежнему благоденствовали бояре, чтобы, как и раньше, гнули мы спину на Христофора? Вот ты, Сандуле, — он схватил меня за грудь. — Какой бы ты хотел, чтобы была наша жизнь?
— Какой? — забормотал я, застигнутый врасплох. — Ну, без бояр… Чтобы земля стала нашей и… чтобы хорошо жилось…
— Так ведь того же хотят и коммунисты! — воскликнул он. — Ты ведь сам только что прочел об этом в их газете.
В тот вечер мне не удалось поспорить с ним, потому что кто-то начал вдруг неистово барабанить в дверь. Настасе вышел в сени отпереть. На пороге толпились жандармы с винтовками. Мы с Замфирицей так и замерли посреди комнаты. Но Настасе не растерялся и, загораживая им рукою вход, спросил, едва сдерживая себя:
— Что вам здесь понадобилось?
— Айда с нами в караулку! — выпалил один из жандармов. — Хватит, поагитировал! Явился с разгоряченной башкой и мутишь все село!
На мгновение и Настасе онемел, даже в лице изменился. Но тут же пришел в себя, выхватил у одного из жандармов винтовку и, замахнувшись, так гаркнул на них, что стены задрожали:
— Кто?! Я? Чтобы я с вами пошел в караулку?! Да вы знаете, откуда я пришел?!
И если бы не крик Замфирицы, раскроил бы он им тогда черепа. Тут и я опомнился и бросился к нему. Вырвал у него из руки оружие и швырнул жандармам, которые поспешили убраться за ворота.