Читать «Тревожные ночи» онлайн - страница 162

Кругом царила нерушимая тишина. Только едва слышный плеск волн внизу и шепот ветра в листве говорил об извечном движении природы. Изредка проносилась над водой одинокая чайка, и в ее стремительном полете чувствовался молодой порыв и жажда свободы.

Возле тополей я увидел свежеобтесанный желтоватый камень-известняк, глубоко врытый в песчаную почву.

— Тут мы поставили ему памятник, — тихо сказал мне приятель, приведший меня сюда, словно боясь нарушить окружающее нас безмолвие. — Некоторые предлагали поставить памятник ему в селе, ближе к нам. Другие — на пашне, в центре земель, которые он поделил между нами. Но большинство считало, что памятник надо поставить здесь, у воды, где сразила его пуля в тот роковой час.

Я внимательно осмотрел камень и прочел высеченную на нем краткую надпись: «Настасе Драган, погиб в 1945 году». Мы постояли некоторое время задумавшись, глядя на несущиеся перед нами воды Дуная.

— Ты его помнишь? — спросил меня приятель.

— Как же! Детство провели вместе.

— Да, но ты не знал его таким, каким он стал позже, в те годы… Ты рано ушел из села.

Мы сели на песок возле камня лицом к Дунаю и некоторое время молча прислушивались к шелесту тополей и к плеску волн о берег. Совсем рядом, ослепительно сверкнув на солнце, пронеслась белоснежная чайка и скрылась вдали. Здесь, возле могилы нашего общего друга, и поведал мне приятель грустную историю его гибели.

— Теперь ты знаешь, — начал он, — что в то время, осенью сорок четвертого и зимой сорок пятого, идея земельной реформы носилась в воздухе. Охвачены были ею и здешние села по берегу Дуная до портового города. Оттуда, из города, и принесли ее нам рабочие судоверфей. Они первые стали говорить нам: «Не ждите милости от бояр! Объединяйтесь и захватывайте поместья! Земля принадлежит тем, кто на ней трудится». Так-то оно так, но кто-то должен был возглавить нас, повести на захват помещичьей земли. Еще до наступления зимы село клокотало, как вода в наглухо закрытом котле. Нечего греха таить, побаивались мы Христофора, когда он грозил нам: «Не утихомиритесь — сгниете на каторге!» — А тут еще на рождественские праздники столковался он с жандармами и самых зубастых из нас упрятал за решетку.

После того мы только тайком позволяли себе толковать о земле, и рабочие газеты, которые приносили нам из города, читали из-под полы, передавая из рук в руки.

— Бояре — сила, — запугивал нас то один, то другой. — Раздавят вас, как в тысяча девятьсот седьмом…

Были мы — как бы тебе это сказать — словно мятежники, запертые куда-то в загон, где вынуждены были топтаться на месте, не осмеливаясь перемахнуть через забор… И вот в это как раз время, в январе сорок пятого, и вернулся с фронта Настасе. Я в тот день работал здесь, на берегу, валил лес для Христофора. А когда к вечеру пришел продрогший домой, жена поджидала меня у ворот. Не терпелось ей выложить мне свои новости.

— Знаешь, Сандуле, — шепотом сообщила она мне, — вернулся Настасе. Люди болтают, что он коммунист.