Читать «Башни из камня» онлайн - страница 177

Лейла, наверное, больше даже боялась за Ислама, чем за Аслана. Боялась, что младшему сыну не хватит терпения, что перестанет ждать и уйдет в лес, чтобы сровняться со старшим хотя бы в военных заслугах.

Она испугалась, что именно после разговора со мной ее сыновья могут принять решение, которое скажется на жизни всей семьи. Не то, чтобы я мог их в чем-то убедить. Она хоть и относилась ко мне, как к третьему сыну, я все-таки был пришельцем из большого мира, чье мнение, слово или даже жест могли бы повлиять на жизненно важные решения ее сыновей, страдающих комплексом провинциалов.

— Нет, я не разговаривал с Асланом, — ответил я Лейле. Он приняла мой ответ с облегчением.

Я не соврал. Я не разговаривал с Асланом. Я его слушал.

— Не спишь? Не помешаю? — Аслан расхаживал по комнате, перекладывал книжки в шкафу. Ясно было, какая-то тяжесть лежит у него на сердце.

— Аслан, расскажи мне о прошлой войне.

— Там все было просто. На нашу страну напали, надо было сражаться. Мы верили нашим командирам, искренне и наивно. Нам казалось, что достаточно победить и объявить независимость, и все будет прекрасно. Ведь во главе государства должны были встать эти самые великолепные, благородные, геройские командиры, — в отличие от Исы Аслан говорил тихо и спокойно, видно, не унаследовал его ораторских талантов. — А после войны многие оказались просто мерзавцами. Поэтому, когда началась вторая война, и объявили новый призыв, ни я, ни многие из моих товарищей не пошли. Мы уже не доверяли нашим командирам, не могли отделаться от подозрений, что они могут послать нас на смерть не ради дела, а ради своей личной выгоды.

Но сомнения остались. Аслан успокаивался, когда встречался со своими давними приятелями из партизанского отряда. Успокаивался, когда слышал, что многие выехали за границу. Успокаивался, когда видел на улице Омара, который, хоть и сражался на прошлой войне с россиянами в Дуба-Юрте и был ранен, теперь в горы не пошел, укрылся в деревне.

Но стоило Сулейману, тому, из отряда Басаева, навестить его, как беспокойство накатывало новой волной. Чем он сегодня отличается от тех, кого сам во время первой войны презрительно называл трусами?!

Вдруг за то, что он прожил войну без автомата в руках, с ним перестанут считаться, так же, как он когда-то с теми, кто не воевал? Будет ли достаточным доводом его зрелости объяснение, что, став мужчиной, он утратил юношескую наивность? А может наоборот, доводом разочарования, того, что холодный расчет стал ему ближе порыва эмоций, который определял его поступки еще несколько лет назад? Если так, то может лучше умереть, не дожив до старости?