Читать «Башни из камня» онлайн - страница 123

Он стал также ярым поборником экспорта революции кавказским соседям. Понял, что окруженная коррумпированными сатрапами, даже самая справедливая, но отрезанная от мира Чечня никогда не станет по настоящему свободным государством. И что разъедаемый распрями Кавказ никогда не будет суверенным, если не объединится. А объединиться он может только под знаменами Пророка.

Так и позволил Шамиль обольстить себя мечтам, соблазнам и обещаниям новой, теперь уже священной войны.

Мусульманский фундаментализм, вызывающий такую обеспокоенность и дурные ассоциации в России, Европе и Америке, на Кавказе воспринимался исключительно как позитивное явление. Он означал самоутверждение, возвращение к истокам, возрождение, очищение.

Необходимость обустройства страны по законам Корана видел и Джохар Дудаев, который даже отдал своим министрам соответствующие распоряжения, и пришедший ему на смену Селим Хан Яндарбиев, недостаток силы и харизмы пытавшийся возместить воинственностью убеждений.

Как-то, когда мы возвращались из Грозного, Мансур спросил, не хотел бы я с ним поговорить. Хотел, конечно, хотел. Мне самому это не пришло в голову, потому что я был занят мыслями о Масхадове и Басаеве, разговорами о них и с ними. И тревожащей душу надписью на камне у дороги в Гюмры: «Не станет героем тот, кто думает о последствиях».

Я постоянно к ним возвращался, старался еще раз переговорить, подбирал новые, бьющие в самую суть вопросы, выискивал скрытый, возможно, мистический смысл ответов, которые должны были рассеять мои сомнения. Бродил с рассвета до заката, жил в осажденном, готовящемся к смерти городе, пытаясь в спешке — не дай Бог, опоздаю! — и любой ценой узнать и понять только этих двоих людей. Президента и джигита. Как будто именно они были самой главной загадкой, а ее решение могло помочь ухватить суть дела.

Я махнул рукой на встречу с мэром города, родственником Джохара Дудаева, без особого внимания беседовал с несколькими известными, как уверял Мансур, командирами, фамилии которых я даже не записал.

Отказался я и от разговора с Салманом Радуевым, самым странным из всех полевых командиров. Его называли «оборотнем», «человеком с пулей в голове» или «Титаником». Из-за титановых пластин, которыми врачи залатали его раскрошенный пулями череп. Впрочем, он столько раз был ранен, пережил столько покушений, из которых просто не имел права выйти живым, что шрамов, швов и протезов мог насчитать у себя больше, чем живых частей тела. Лицо было изуродовано пулями и ожогами, он потерял глаз, нос и ухо, после очередных операций даже самые близкие люди не могли его узнать, быть до конца уверенными, он ли это на самом деле. Его несколько раз объявляли убитым, а под Урус-Мартаном, говорят, у него была даже своя могила.

Радуев, болезненно завидуя славе Басаева, утверждал, что регулярно разговаривает по телефону с покойным Дудаевым, кстати, его свойственником; признавался во всех без исключения взрывах и похищениях в России, (говаривал, что если не может существовать чеченское государство, не может существовать и российское), в сотрудничестве со всеми возможными разведками, включая ЦРУ и МОССАД, пугал атомной бомбой, которую, в зависимости от настроения, то уже имел, то, как раз, покупал. В Грозном шутили, что он признался бы даже в убийстве Кеннеди, если бы тогда уже родился.