Читать «Солнце встает не для нас» онлайн - страница 23

Робер Мерль

— Ладно,— говорю я,— давайте не рисковать. Отправим эту тухлятину в уплотнитель. Я подам рапорт старпому.

Здесь необходимо пояснить, что все отбросы на подлодке прессуются в специальных уплотнителях и опускаются на дно океана,— за неимением места жестяные контейнеры не держат на борту. Их герметически закрывают, а потом шлюзуют, то есть помещают в шлюзовую камеру — замкнутое пространство между двумя водонепроницаемыми задвижками, посредством которого мы сообщаемся с водой, не боясь, что она хлынет внутрь.

Чтобы покончить с этим вопросом, скажу, что контейнеры, называемые в просторечии «дерьмобаками» (звучное сокращение, не правда ли?), шлюзуются точно таким же образом, но скрытно, под покровом ночи.

Все эти подробности сообщил мне старший матрос Пинарель, молоденький белобрысый весельчак небольшого росточка, которого я застаю в санчасти, вернувшись туда из камбуза; он уже в третий раз заходит по поводу своей ногтоеды, которая, впрочем, хорошо заживает — неплохой повод для того, чтобы поболтать со мной.

— Больно уж тут с тобой носятся, краб,— говорит ему Легийу.

«Крабами» на жаргоне подводников называют старших матросов.

— А как же? — отзывается Пинарель. — Не дай бог дойдет до гангрены,— всю кисть оттяпают.

— Самое большее — палец,— утешает его санитар.

— Какая разница? — удивляется Пинарель.— Хотя бы и палец. Не думаю, чтобы моей невесте это понравилось, ведь мы собрались пожениться в конце путины.

Офицеры говорят «рейс», а матросы — «путина». Емкое словечко, хотя, надо признаться, звучит оно как-то нелепо по отношению к кораблю, который не имеет никакого касательства к рыбному промыслу. Но мне нравится, что матросы на подлодке сохранили это освященное вековой традицией выражение, где оживают все трудности долгого морского пути по бурным волнам.

— Всего-то делов — один палец! — ухмыляется Легийу.

Я неодобрительно кошусь на него, он замолкает.

— Что же, поздравляю вас с предстоящей свадьбой, Пинарель,— обращаюсь я к своему пациенту.— А нельзя ли взглянуть на фотографию невесты?

Он только этого и ждет. Тут же сует руку в нагрудный карман, где рядом с дозиметром хранится карточка в целлофановой обертке, и сделав равнодушное лицо, протягивает ее мне.

— Очень даже ничего,— говорю я.

— Экстра-класс,— оценивает Легийу.

— Вся штука в том,— с серьезным и внушительным видом объясняет Пинарель, засовывая карточку обратно,— что мне скоро исполнится двадцать два — самая пора жениться.

— Подумаешь,— не соглашается санитар.— Двадцать два — не такие уж и годы. Можно не торопиться.

— Прошу прощения,— возражает мой пациент,— я не согласен. Мне всего двадцать два, это верно, но я уже, можно сказать, старый морской волк. И на «Маршале Фоше» ходил, и на малых подлодках два с половиной года прокантовался, а теперь вот пошел во вторую путину на ПЛАРБ.

— Ну и как, понравилось вам на «Фоше»? — спрашиваю я.

— Нисколечко. Громадная посудина, не корабль, а настоящий завод. Две тысячи человек команды. А капитан — ни дать ни взять господь бог. Знаешь, что где-то он да существует, но в глаза его никто никогда не видел. То ли здесь. Все тебе знакомы, капитана каждый день можно встретить в коридоре, и он тебе тут же: «Здрасьте!» Ты не поверишь, Легийу, он мне как-то сказал: «Не забывайте, Пинарель, какую важную роль вы играете на борту».