Читать «Пособие по укладке парашюта» онлайн - страница 98
Екатерина Великина
Почему-то все время вспоминаю одну и ту же сцену. Дача, июнь. Мне девять. Отключили воду. Я сижу на скамейке и мою ноги в тазике. Мимо проходит дед и, как всегда, бурчит на всех и вся. Главным образом его раздражает отсутствие воды. Робко, боясь огрести очередное ругательство, я говорю ему:
– Ты можешь вымыть ноги после меня, вода еще не очень грязная.
– Нет уж, – отвечает он мне, – обойдусь.
И тут я обижаюсь. Я всегда на него обижаюсь, но в этот раз почему-то особенно неприятно.
– Ты меня ненавидишь! – плачу я. – Ты всегда меня ненавидишь, ты даже брезгуешь мной.
Он останавливается и смотрит на меня. Долго смотрит. Я уже начинаю жалеть о том, что вообще раскрыла пасть, как вдруг он подходит, садится на корточки и говорит:
– Ненавижу? Брезгую? Да я за тебя эту воду выпью.
Он вынимает таз из-под моих ног, подносит его ко рту и начинает пить воду. В ужасе я убегаю в дом.
И можете назвать меня психом, но любовь, как и все остальное, не имеет ничего общего со словами, как бы умело их ни использовали. Любовь – в выпитой воде. Все остальное – мишура. Впрочем, это только мое мнение.
Да, а склонность к истеричности у меня от мамашки. Как-то раз мы с ней пошли в овощной за свеклой. Как сейчас помню, дорогу занесло, сугробы по колено, холодрыга жуткая. Идем, значит, по узенькой тропиночке, друг за другом. Мама впереди. Я сзади. Вдруг навстречу нам мужичонка. Самый обыкновенный – шапочка, курточка, боты какие-то. Я его слабо запомнила, откровенно говоря. И вот идет он нам навстречу, а тропочка узкая весьма и весьма… Уступать дорогу дяденька не желает. Маман, понятное дело, тоже не на помойке себя нашла и не за чем-нибудь идет, а за свеклой, и вообще… Короче, встречаются они на тропиночке, и дяденька маму отпихивает. Я в ожидании того, как они будут любезностями обмениваться, заранее съеживаюсь и желаю испариться. Не тут-то было! Мама хватает сумочку, поднимает над головой и со всей дури обрушивает ее на спину мужика. Нелепо взмахнув руками, мужик падает в сугроб. То, что он нам кричит, я уже не помню, потому что стараюсь догнать маму, которая скачет далеко впереди, унося с собой свою сумочку, два высших образования и красный диплом. Из этой истории я сделала только два вывода:
1. Все-таки мама не без экспрессии.
2. Диплом не мешает огреть хама по хребтине.
Ну уж нельзя не упомянуть и папу. Мое весьма специфическое чувство юмора – это, конечно же, папина работа. Вообще кто как, а папаша мой всегда шутил с размахом. Слава Богу, обошлось без приводов в милицию…
Одна из самых забавных историй была с ряжеными. Жили мы тогда в северном поселке, население коего весьма трепетно относилось к праздникам и ни малейшего повода выпить не пропускало. Стоит ли говорить, что Рождество и Новый год отмечались по полной программе и со всеми вытекающими, как то: непременное застолье на пару недель, походы в гости и, конечно же, коляда. В отличие от Запада, где колядуют детки с мешками и целью представления является сбор чупачупсов, поселок Чернышевский конфеты презирал. Поэтому, как правило, колядовать ходили тетеньки в районе тридцати лет, карнавальный костюм которых состоял из маски Пятачка и пол-литра на двоих перед выходом. Чаще всего так называемые ряженые вламывались в квартиры, сыпали рисом в прихожей, исполняли патриотическую песню про Есаула и требовали выпить. Как и в любом другом месте земного шара, бухие женщины в масках пользовались недюжинной востребованностью, поэтому на Рождество двери в поселке не закрывали ВОВСЕ, чем не замедлил воспользоваться мой тогда еще юный родитель.