Читать «Пособие по укладке парашюта» онлайн - страница 97

Ребенок.

48. Далеко не загадываю. Но сидеть в общественном транспорте, пока над ним нависает старуха с костылем, он не будет. Это точно.

Внешность.

49. Ну это и ежу понятно, что, как всякие грудастые длинноволосые блондинки, я мечтаю быть плоской коротко стриженной брюнеткой.

50. На мой взгляд, красота должна быть агрессивной, как «царская водка». Красавицы – заметными, стервозными и расчетливыми. Иначе мир рухнет или перенаселится.

51. Акриловые ногти – полная фигня, особенно если у вас телефон с мелкими кнопками и газовая плита. Сюда же: пиво в банках, кодовые замки и дверцы в машине.

О наследстве

Ох уж мне эти критики-дефектологи! И рожа у меня смурная, и обои лежалые, и вообще. Хотя если быть откровенной, то обои у меня и правда дрянь. Пожалуй, даже моя рожа пасует перед такими обоями. А все почему? Правильно, потому что и физиономия, и обои достались мне в наследство, и в их приобретении я никоим образом не участвовала.

Розовый ужас в цветочек приобрела бывшая герлфренд моего мужа. Должно быть, расплачиваясь на кассе, она думала, что с такими обоями вовсе запросто почувствует себя Дерьмовочкой в ожидании крылатого принца. Впрочем, крылья у Дементия так и не выросли, а все намеки на небеса я подравниваю ржавым садовым секатором с регулярностью раз в месяц. В довесок к обоям мне перепали супружеское ложе два на три, пара фикусов, две тумбочки для хранения документации и шкаф, который я двигаю в случае затяжной депрессии. Надо сказать, что все мои попытки избавиться от богатства заканчиваются неизменным провалом, и, не считая фикусов, которые издохли в первую неделю, все остальное имущество цело и по-прежнему отравляет мне жизнь.

Свое Катечкинское имя я унаследовала от прабабушки. Вообще-то по папиной линии мой род известен хрен знает до какого колена, и преобладают в нем врачи и священники. Впрочем, врач, он со священником часто в паре работает или по очереди, так что ничего удивительного в этом нет… Так вот, прабабушка моя Катерина была теткой весьма крутого нрава: по молодости заправляла больницей (думаю, там она характер и воспитала, так как дело было в блокадном Питере), а под старость работала поселковым врачом, попутно воспитывая папу посредством ремня. Но больше всего мне нравится бабушка юная. Та, которая с вуалью в черепаховом альбоме, или та, которая тратит «обеднишные» деньги на извозчика к воротам гимназии. Жаль, что я ее не увижу, но почему-то мне кажется, что я бы ей понравилась. В конце концов, я пять лет не завтракала в институте, для того чтобы доехать до хаты на такси.

Способностью называть вещи своими именами меня обогатил дедуська по маминой линии.

– Б… – сказал он мне, когда я приобрела свое первое мини.

– Старый пердун, – ответила я ему и ушла гулять, громко хлопнув дверью.

Около пяти лет мы прожили под одной крышей, и все эти пять лет мы драли эту крышу на части. Ежедневные ссоры, переходящие в швыряние предметами, изматывающие переговоры и краткие часы примирения… Но самое парадоксальное, что за всю мою жизнь никто не любил меня сильнее и никто не был более настоящим.