Читать «Пособие по укладке парашюта» онлайн - страница 75

Милкина комната ничего не скрывала. Наоборот, все, что могло быть выставлено, было выставлено, а все, что могло быть спрятано, торчало наружу, точно пружина из дивана.

В правом углу Милка была деревенская дура и хозяйка. Там стоял покрытый детским одеяльцем стол, видавший виды утюг и стакан с водой для глажки.

Посередине Милка была шлюха и давалка. На зеркале висели облезлые цепочки, в вазах валялись расковыренные спичкой помады, а на комоде притулился прозрачный кулек с трусами. Трусы были нестерпимо телесные, в сероватых от носки катышках и с растянутыми резинками. Не желая терпеть Милкино нутро, я посмотрела налево.

Слева она была забытый Богом ребенок с ситцевым покрывалом, драным мишкой под подушкой и Святой Марией через стенку.

– Чего пялишься? Пить будешь? – спросила Мила и вылила гладильный стакан из форточки. – Я тебе уже налила. Держи!

Я обросла ее знакомыми моментально. Переспавшая с половиной района, Милка тут же углядела во мне выгоду и принялась таскать за собой: в качестве входного билета мои 176 не знали преград. Прикрываясь мной, можно было не только попасть куда угодно и занять vip-места, но и не огрести по морде в особо сложных случаях. Милка это ценила, и если кто-нибудь из местной аристократии забывался и делал попытки приблизиться к моему молодому телу, она, точно заботливая мамаша, немедленно припечатывала неугодного. Пролетарский кулак был тяжел, и неугодные стремительно ретировались.

Была у нее и любовь.

На любви все и закончилось.

– Леша его зовут, – рассказывала мне она, сидя на диване. – Красивый он, но такой, блин… Девок вокруг – не оберешься… Слушай, может, дашь мне свое платье поносить? Ты прикинь, какая я в твоем платье буду?

Я прикинула, сглотнула и пошла раздеваться.

Нацепив мое платье, Милка принялась вертеться перед зеркалом.

– Что-то не очень… Даже не знаю, что бы еще придумать.

– Хочешь, я тебя накрашу? – робко предложила я.

Милка хотела. Разложив на коленках косметику, я посадила ее перед собой и принялась рисовать Милу-новую. Собственно тогда, трогая ее лицо подушечками пальцев и ловя прерывистое дыхание, я поняла, что она вовсе не такая взрослая и не такая сильная. И вообще не такая. Я думала о ее комнате и о ее месте, о расковыренных помадах и драных мишках. Я придумывала ее заново, точнее, не придумывала, а раскапывала. Как сумасшедший реставратор, углядевший за скучным натюрмортом драгоценный подлинник, я снимала слой за слоем, чтобы докопаться до истины. Я оттерла с нее восемь классов образования, соскоблила с глаз алкоголь, убрала с губ бесприютность… Даже пережженные ее рыжие волосы упокоились и были послушны моим рукам. Как запоздалая Афродита, выходила Мила из пены и, невзирая на то, что за стеной ловил чертей дядя, а на кухне варились яйца, она была божественна.